…Кроме меня Котов пригласил еще трех человек: начальника связи полка Толю Иванова, командира 1-й эскадрильи Васю Меркулова и еще кого-то из «стариков». Правда, желание отправиться в Паневежис несколько охладело, стоило лишь нам высунуть свои носы на улицу. «Может, ну его к черту, в такую непогоду пешком топать», – подумал я. Видимо, эта мысль возникла не только в моей голове, и в наших стройных рядах тут же начались разброд и шатание. Но все сомнения одним ударом разрешил все тот же Дима Котов.

– У нас автобус есть! На нем и поедем!

В кабине своего самолета. Аэродром Паневежис. 19.09.1944

Сказано – сделано. И совсем немного времени спустя наша веселая компания, рассевшись вокруг небольшого деревянного столика, воздавала должное местным спиртным напиткам. Оказавшись в уютной полутьме приятно обставленного заведения, мы потеряли счет времени. Тосты следовали один за другим, и неудивительно, что к вечеру все мы изрядно нахлебались…

Когда полковой «ЗИЛ» подвез нас назад к казарме, была уже поздняя ночь. Слегка покачиваясь, выходим на улицу и вдруг… лицом к лицу сталкиваемся с комиссаром.

– Вы что себе позволяете?! – неожиданно выкрикнул он. Не понимая, в чем дело, мы замерли в ожидании, а Виктор Михайлович, закипая, словно самовар, продолжал устраивать нам разнос. Вскоре из отдельных обрывков информации, довольно скупо вкрапленных в цветистые обороты русской разговорной речи, стала складываться реальная картина произошедшего.

Оказалось, не только мы решили воспользоваться неожиданным выходным. Комиссар тоже имел на него свои планы, собираясь организовать для матросов экскурсию в Паневежис. Все бы ничего, да вот подходящий для этой цели транспорт имелся лишь один, тот самый «ЗИЛ», который был захвачен нами…

На первый взгляд не самое ужасное нарушение… Но Виктор Михайлович придал ему политический характер. И пошло-поехало. Естественно, с последствиями. Котов с Ивановым отделались легким испугом, то есть строгим выговором, командирский экипаж все-таки. Меня изрядно пропесочили по партийной линии и даже хотели снять с должности командира эскадрильи… Но это намерение так и осталось нереализованным – другого подходящего кандидата под рукой не оказалось, а вот с направлением в тыл пришлось распрощаться. «Ну и ладно, – подумал я, когда понял, что этим дело и ограничится, – могло быть и похуже…» А вот Меркулову повезло меньше всех. Как раз в это время на него и его штурмана Рензаева представление к званию Героя Советского Союза оформляли, но после такого скандала решили отказать. Вот и получилось, что Рензаеву «звездочку» вручили, а Меркулову – нет.

Всего же Золотую звезду получили тридцать три летчика и штурмана 1-го Гвардейского, а кроме того, еще десять удостоились этой награды в других частях ВМФ, из них двое – дважды. Эти цифры красноречиво свидетельствуют о напряженности и опасности боевой работы балтийских торпедоносцев…

Моя голубая «двойка» не зря считалась счастливой. Ведь из двадцати пяти «Бостонов», полученных летом 43-го, в строю кроме нее осталась лишь командирская красная «семерка». А ведь в полк регулярно пригоняли новые боевые машины, многие из которых уже успели сгинуть в морской пучине вместе со своими экипажами. Конечно, и «двойке» приходилось несладко. Каждая торпедная атака оставляла на ней шрамы заплаток, а порой причиняла и гораздо более тяжелые ранения. Два левых мотора были полностью разбиты прямыми попаданиями снарядов, а один правый – списан после полной выработки своего ресурса в 550 летных часов. Тем не менее характер моей «двоечки» ничуть не испортился. Как в воздухе, так и на земле она вела себя прекрасно, и я полностью доверял ей. Казалось, мы продержимся вместе до самого конца войны…

…Нанести бомбовый удар по аэродрому истребительной авиации противника в районе Либавы – таким было боевое задание, полученное мной 22 декабря 1944 года. Название этого ключевого для врага военно-морского порта заставило мое сердце забиться сильнее. «Либава – крепкий орешек, – подумал я. – Будет огромным счастьем вернуться оттуда живым…»

Чтобы понять, почему нам, торпедоносцам, спустя столько времени вновь приходилось возвращаться к столь несвойственному для морских охотников бомбометанию из горизонтального полета, необходимо перенестись немного назад во времени.

5 октября 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта, предварительно проведя перегруппировку сил, оставшуюся незамеченной противником, начали наступление в направлении Мемеля. Удар оказался настолько неожиданным и стремительным, что немцы так и не успели вовремя предпринять ответные меры, и уже пять дней спустя наши войска вышли к балтийскому побережью, отрезав от сухопутного снабжения главные силы группы армий «Север». 15 октября наши войска освободили Ригу, и таким образом порт Либавы остался главным источником снабжения так называемой курляндской группировки немецких войск. Неудивительно, что он стал одной из главных целей для нашей авиации.

Либава всегда считалась очень тяжелой целью. Именно там в последних числах октября наши товарищи из 12-го Гвардейского бомбардировочного полка понесли самые тяжелые потери за всю свою историю – в течение лишь одного дня домой не вернулись тринадцать экипажей из двадцати семи. Первая девятка, ведомая заместителем командира полка, погибла вся. Полностью.

Дело в том, что она должна была бомбить с пикирования. При этом все самолеты, выстроившись друг за другом с определенным интервалом, поочередно атакуют свои цели. В таких условиях огневое взаимодействие между экипажами полностью исключено. Вот именно на этом и сработали вражеские истребители. Как назло, перехватить их вовремя сопровождавшие наших товарищей «яки» не сумели… Фрицы расстреливали бомберов, находившихся в самом уязвимом положении – на выходе из пике, – одного за другим.

Позже разведка сообщила, что это была группа асов из ПВО Берлина, временно переброшенная в район Либавы и вооруженная самолетами «FW-190». «Фоккер» сам по себе – штука серьезная (четыре пушки и два пулемета, обеспечивавшие секундный залп массой пять с лишним килограммов), а в руках опытного пилота он становился воистину смертельным оружием…

Возле своего самолета. Аэродром Паневежис. 19.09.1944 г.

Костя Усенко, ведущий второй девятки, увидев такой разгром, отдал приказ бомбить с горизонтального полета. Точность такого удара заметно ниже, зато идущие в строю самолеты согласованным огнем бортовых стрелков и штурманов имеют весьма неплохие шансы не подпустить к себе «охотников». Косте и его подопечным пришлось выдержать жестокий бой, из которого они вышли победителями, – ни один самолет из их группы не был сбит. А вот командир третьей девятки все-таки решил атаковать с пикирования. Погибли еще четыре экипажа…