И она, сама чуть не плача (что не мешало ее непрерывной инеумолчной скороговорке), показывала ему на хнычущих детей. Раскольниковпопробовал было убедить ее воротиться и даже сказал, думая подействовать насамолюбие, что ей неприлично ходить по улицам, как шарманщики ходят, потому чтоона готовит себя в директрисы благородного пансиона девиц…

– Пансиона, ха-ха-ха! Славны бубны за горами! – вскричалаКатерина Ивановна, тотчас после смеху закатившись кашлем, – нет, РодионРоманович, прошла мечта! Все нас бросили!.. А этот генералишка… Знаете, РодионРоманыч, я в него чернильницей пустила, – тут, в лакейской, кстати на столестояла, подле листа, на котором расписывались, и я расписалась, пустила да иубежала. О, подлые, подлые. Да наплевать; теперь и этих сама кормить буду,никому не поклонюсь! Довольно мы ее мучили! (Она указала на Соню.) Полечка,сколько собрали, покажи? Как? Всего только две копейки? О, гнусные! Ничего недают, только бегают за нами, высунув язык! Ну, чего этот болван смеется?(указала она на одного из толпы). Это все потому, что этот Колька такойнепонятливый, с ним возня! Чего тебе, Полечка? Говори со мной по-французски,parlez-moi francais.[69] Ведь я же тебя учила, ведь ты знаешь несколько фраз!..Иначе как же отличить, что вы благородного семейства, воспитанные дети и вовсене так, как все шарманщики; не «Петрушку» же мы какого-нибудь представляем наулицах, а споем благородный романс… Ах да! что же нам петь-то? Перебиваете вывсё меня, а мы… видите ли, мы здесь остановились, Родион Романыч, чтобы выбратьчто петь, – такое, чтоб и Коле можно было протанцевать… потому все это у нас,можете представить, без приготовления; надо сговориться, так чтобы всесовершенно прорепетировать, а потом мы отправимся на Невский, где гораздобольше людей высшего общества и нас тотчас заметят: Леня знает «Хуторок»…Только всё «Хуторок» да «Хуторок», и все-то его поют! Мы должны спетьчто-нибудь гораздо более благородное… Ну, что ты придумала, Поля, хоть бы тыматери помогла! Памяти, памяти у меня нет, я бы вспомнила! Не «Гусара же насаблю опираясь» петь в самом деле! Ах, споемте по-французски «Cinq sous»![70] Яведь вас учила же, учила же. И главное, так как это по-французски, то увидяттотчас, что вы дворянские дети, и это будет гораздо трогательнее… Можно быдаже: «Malborough s’en va-t-en guerre», так как это совершенно детская песенкаи употребляется во всех аристократических домах, когда убаюкивают детей.

Malborough s’en va-t-én guerre

Nе sait quand reviendra…[71]

начала было она петь… – Но нет, лучше уж «Cinq sous»! Ну,Коля, ручки в боки, поскорей, а ты, Леня, тоже вертись в противоположнуюсторону, а мы с Полечкой будем подпевать и подхлопывать!

Cinq sous, cinq sous,

Pour monter notre ménage…[72]

Кхи-кхи-кхи! (И она закатилась от кашля.) Поправь платьице,Полечка, плечики спустились, – заметила она сквозь кашель, отдыхиваясь. – Теперьвам особенно нужно держать себя прилично и на тонкой ноге, чтобы все видели,что вы дворянские дети. Я говорила тогда, что лифчик надо длиннее кроить ипритом в два полотнища. Это ты тогда, Соня, с своими советами: «Короче дакороче», вот и вышло, что совсем ребенка обезобразили… Ну, опять все выплачете! Да чего вы, глупые! Ну, Коля, начинай поскорей, поскорей, поскорей, –ох, какой это несносный ребенок!..

Cinq sous, cinq sous…

Опять солдат! Ну, чего тебе надобно?

Действительно, сквозь толпу протеснялся городовой. Но в тоже время один господин в вицмундире и в шинели, солидный чиновник летпятидесяти, с орденом на шее (последнее было очень приятно Катерине Ивановне иповлияло на городового), приблизился и молча подал Катерине Ивановне трехрублевуюзелененькую кредитку. В лице его выражалось искреннее сострадание. КатеринаИвановна приняла и вежливо, даже церемонно, ему поклонилась.

– Благодарю вас, милостивый государь, – начала она свысока,– причины, побудившие нас… возьми деньги, Полечка. Видишь, есть же благородныеи великодушные люди, тотчас готовые помочь бедной дворянке в несчастии. Вывидите, милостивый государь, благородных сирот, можно даже сказать, с самымиаристократическими связями… А этот генералишка сидел и рябчиков ел… ногамизатопал, что я его обеспокоила… «Ваше превосходительство, говорю, защититесирот, очень зная, говорю, покойного Семена Захарыча, и так как его родную дочьподлейший из подлецов в день его смерти оклеветал…» Опять этот солдат!Защитите! – закричала она чиновнику, – чего этот солдат ко мне лезет? Мы ужубежали от одного сюда из Мещанской… ну тебе-то какое дело, дурак!

– Потому по улицам запрещено-с. Не извольте безобразничать.

– Сам ты безобразник! Я все равно как с шарманкой хожу, тебекакое дело?

– Насчет шарманки надо дозволение иметь, а вы сами собой-с итаким манером народ сбиваете. Где изволите квартировать?

– Как, дозволение, – завопила Катерина Ивановна. – Я сегоднямужа схоронила, какое тут дозволение!

– Сударыня, сударыня, успокойтесь, – начал было чиновник, –пойдемте, я вас доведу… Здесь в толпе неприлично… вы нездоровы…

– Милостивый государь, милостивый государь, вы ничего незнаете! – кричала Катерина Ивановна, – мы на Невский пойдем, – Соня, Соня! дагде ж она? Тоже плачет! Да что с вами со всеми!.. Коля, Леня, куда вы? –вскрикнула она вдруг в испуге, – о, глупые дети! Коля, Леня, да куда ж они!..

Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последнейстепени уличною толпой и выходками помешанной матери, увидев, наконец, солдата,который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватилидруг друга за ручки и бросились бежать. С воплем и плачем кинулась беднаяКатерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на нее,бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за нею.

– Вороти, вороти их, Соня! О, глупые, неблагодарные дети!..Поля! лови их… Для вас же я…

Она споткнулась на всем бегу и упала.

– Разбилась в кровь! О господи! – вскрикнула Соня,наклоняясь над ней.

Все сбежались, все затеснились кругом. Раскольников иЛебезятников подбежали из первых; чиновник тоже поспешил, а за ним и городовой,проворчав: «Эх-ма!» и махнув рукой, предчувствуя, что дело обернетсяхлопотливо.

– Пошел! пошел! – разгонял он теснившихся кругом людей.

– Помирает! – закричал кто-то.

– С ума сошла! – проговорил другой.

– Господи, сохрани! – проговорила одна женщина, крестясь. –Девчоночку-то с парнишкой зловили ли? Вона-ка, ведут, старшенькая перехватила…Вишь, сбалмошные!