Она встала на колени возле тела Ашера. Я никаким другимсловом сейчас не могла бы это назвать — только тело. Я уже отстранилась отнего. И с чем-то вроде ужаса поняла, что не верю, будто она может его исцелить.Он ощущался как мертвец, окончательный мертвец.

Руки Жан-Клода сжали мне плечи, и я поняла: он изо всех силот меня закрывается. Он не хотел делиться своими чувствами в этот момент, и ямогла его понять. Они были слишком личные, слишком пугающие.

И Ричарда тоже не было. Мне пришлось даже глянуть на него,чтобы убедиться в его присутствии в зале, — вот как он плотно поставилщиты. И я не знала, когда именно он ушел за них, что было странно. Я бы должнабыла заметить. Он перехватил мой взгляд и не мог скрыть сочувствие илисострадание. Не думаю, что к Ашеру.

Руки Жан-Клода напряглись, и это движение снова привлекломое внимание к Белль. Волосы ее упали свободным черным плащом, и только кое-гдепроблескивало золото платья.

Я ощутила, как Жан-Клод подобрался, будто физическим усилиемсобрал волю в кулак, потом он вздохнул и встряхнулся, как птица, оправляющаяперья. Выйдя из-за моей спины, он предложил мне руку — весьма протокольно. Я намиг заколебалась, потом взяла его под руку. Он все еще закрывался от меня,закрывал свои эмоции, но мне достаточно было видеть его друга, чтобы знать, чтоон думает. У него сердце разрывалось при виде Ашера, превратившегося вот в это.И мне тоже было больно, а у меня не было с этим человеком многовековой дружбы.

Он пошел вперед, ведя меня под руку, к коленопреклоненнойвампирше и остаткам того, кого любили мы оба. Мне никогда не узнать, невозникла ли моя любовь к Ашеру из чувств к нему Жан-Клода. Может быть, но мнене отделить своих чувств от чувств Жан-Клода. Одно это должно было бы испугатьменя до дрожи, но я не боялась. Устала я все время бояться. И была готовапопробовать быть сердцем такой же храброй, как и всем остальным. Кроме того, сРичардом я была осторожной и заботливой, и в результате — разбитое сердце у насобоих. Опираясь на руку Жан-Клода, я оглянулась на него. Сердце мое при видеего все еще вздрагивало. Еще сегодня днем я была готова к примирению. Я всегда готовак примирению с Ричардом, каждый раз, когда он хоть на дюйм поддается. Беда втом, что он тут же этот дюйм отбирает обратно.

Он перехватил мой взгляд, и что-то такое было в его глазах —боль, потеря, глубокие как океан, широкие как море. Я его люблю. Люблю всерьез.Может быть, всегда буду любить. У меня был почти неодолимый порыв броситься кнему, пусть сгребет меня в объятия, а я прогоню это страдание с его лица. Но онвряд ли сгребет меня в объятия. Наверное, просто будет смотреть, не понимая. Атогда я его возненавижу.

Ненавидеть Ричарда я не хотела.

И я отвернулась. Пусть не видит на моем лице ни жажды, ниболи потери, ни первых признаков ненависти.

Я ощутила Ричарда рядом с собой, потому что он менякоснулся. В этот момент неожиданности я глянула ему в лицо. Оно было настолькоблизко к непроницаемому, насколько Ричард мог его сделать. Он не сгреб меня вохапку, но предложил руку. Я замялась, как до того с Жан-Клодом, потом медленнопродела руку в предложенное кольцо. Он прижал мою руку свободной рукой, такойтеплой, такой твердой, прижал мои пальцы к своему мускулистому предплечью.

Я опустила глаза, чтобы он не видел, как на меня этоподействовало. Все мы закрывались щитами как дьяволы, стараясь спастись отсобственных мыслей.

Ричард и Жан-Клод переглянулись у меня над головой. Не знаю,что это должно было значить. Казалось бы, глупо переглядываться, когда можнопросто открыть метки, объединяющие нас в триумвират, и тогда мы просто можемчитать в умах друг у друга. Но впервые за много месяцев Ричард оказался нанашей стороне. И мы трое, каждый из нас, старались быть так осторожны, кактолько возможно.

Белль стояла над Ашером на коленях, наклонив голову, будтоцелуя его. Но она отстранялась от его тела, упираясь одной рукой в пол, другойв стену. Поцелуй выглядел так интимно, но она изо всех сил старалась неприкасаться к нему больше, чем было абсолютно необходимо. Впечатлениеинтимности от этого пропадало.

Я должна была бы ощутить силу, которую она в неговталкивала, но я слишком сильно закрылась щитами и не настолько хорошо умелаэто делать, чтобы пропускать что-то внутрь или наружу по своему желанию.Закрываясь, я загораживалась от всего. А я хотела ощущать, что она делает.Чувствовать, растет ли эта едва уловимая искра в Ашере.

Я чуть приоткрыла щит, как затвор фотоаппарата, толькочуть-чуть, чтобы ощутить эту искру.

И почувствовала губами поцелуй Ашера, будто выпила вина сего вкусом. Искра стала пламенем, холодным пламенем, которое заполняло еготело, а Белль продолжала лить в него энергию. Ашер вскрикнул у меня в голове, ия пошатнулась от этого безмолвного вопля, упала бы, если бы Ричард и Жан-Клодменя не подхватили.

— Что случилось, Анита? — спросил Ричард.

— Ma petite, тебе нехорошо?

Времени объяснять не было. Я высвободилась, и они мне нестали мешать. Я схватила Белль за плечо и за волосы, и почти шоком было ощутитькудряшки Мюзетт под рукой, когда я отдернула ее прочь. Я ожидала ощущениялоконов Белль, но ее здесь не было. Не было никогда. Она не была иллюзией, ноне была и реальной.

Я отбросила ее от Ашера, отбросила так, что она поехала пополу в скользком белом платье Мюзетт. Но в зале прогремел голос Белль:

— Как ты смеешь поднимать на меня руку?

— Ты пытаешься привязать его к себе снова, как в старыевремена. Он этого не хочет.

— Он выцветет и умрет без той силы, которую я могу внего вдохнуть.

Она оглянулась, будто ища, кто поможет ей встать. Все, ктомог бы захотеть ей помочь, были под стражей, а больше никто не шевельнулся.Наконец она встала сама, но схватиться ей было не за что, и в старомодномкорсете движение вышло отнюдь не грациозное. Приятно знать, что некоторыемодели одежды даже для вампиров неудобны.

Белль повернулась ко мне, глаза ее мерцали карим огнем.

— Без меня Ашер умрет. Посмотри на него, на то, что отнего осталось. Этого не хватит, чтобы выжить.

Ее сила накачала немного плоти под сухую кожу, но не оченьмного. Будто видны были под кожей отдельные мышцы и связки, как на картинке вучебнике анатомии, где показаны точки прикрепления. Но это не было похоже ни начто живое. Волосы так и лежали сухим гнездом из золотой канители, а кожавылинявшим пергаментом обтягивала непристойно тощий остов. Но глаза — глазастали человеческими, если не считать необычного цвета ледяной синевы. Дажекогда он был просто человеком, такие глаза не могли не быть необыкновенными.

И в этих глазах был Ашер. Он был заключен в этой хрупкой,полумертвой оболочке. Он смотрел на меня, и я ощутила в этом взгляде егоцеликом.