Силан выглядел смущенным, Цицерон — сердитым, остальные задумались, даже Катон.

— Я принимаю во внимание все то, что наш ученый старший консул сказал о senatus consultum ultimum, коль скоро он настаивает на таком названии. Под охраной данного декрета действие всех обычных законов и процедур приостанавливается. Я понимаю, что главная забота старшего консула — спокойствие Рима и что он считает продолжительное пребывание этих предателей в стенах нашего города губительным. Он хочет как можно скорее покончить с такой ситуацией. Ну что ж, я тоже этого хочу! Но не с помощью смертного приговора. Меня не беспокоит наш ученый старший консул или кто-нибудь из четырнадцати блестящих консуляров. Меня не беспокоят ни консулы, избранные на следующий год, ни преторы нынешнего года — никто из тех, кто сидит здесь и уже побывал претором и рассчитывает сделаться консулом.

Цезарь помолчал, вид у него был очень серьезный.

— Что меня беспокоит, это какой-нибудь консул, который появится лет через двадцать. Какой прецедент он усмотрит в нашем сегодняшнем решении? Действительно, какой прецедент использует наш ученый старший консул, когда вспоминает Сатурнина? В тот день незаконно, без суда казнили римских граждан. Самовольные палачи осквернили только что введенный в действие храм, ибо курия Гостилия есть не что иное, как храм! Самый Рим был осквернен. Вот это да! Какой чудный пример! Меня беспокоит не наш ученый старший консул! Меня беспокоит менее скрупулезный и менее ученый консул, который возглавит Римское правительство в отдаленном будущем. Давайте сохраним головы ясными и посмотрим на происходящее открытыми глазами, без эмоций. Существуют другие способы наказания, помимо смерти. Другие наказания, кроме ссылки в роскошное место вроде Афин или Массилии. А что, если это будет Корфиний, или Сульмон, или какой-нибудь укрепленный город в горах Италии? Вот куда в течение столетий мы отсылали наших пленных царей. Так почему бы не поступить так же с римлянами, врагами государства? Конфисковать их имущество, чтобы очень хорошо заплатить такому городу за неудобство и одновременно быть уверенными, что они не убегут. Заставьте их страдать — да! Но не убивайте их!

Когда Цезарь сел, все молчали, даже Цицерон. Затем робко поднялся будущий старший консул Силан.

— Гай Юлий, я думаю, ты неправильно понял мои слова, когда я говорил о высшей мере наказания. Наверное, и остальные допустили такую же ошибку. Я не имел в виду смерть! Смерть — это не по-римски. Нет, я имел в виду то, о чем ты сказал сейчас. Пожизненное заключение в неприступной крепости в горах Италии, оплачиваемое средствами из конфискованного имущества.

И теперь все выступили за строгое заключение, которое будет оплачено конфискованным имуществом.

Когда закончились выступления преторов, Цицерон поднял руку.

— Здесь присутствуют слишком много экс-преторов, чтобы разрешить выступить каждому. Я не учитывал экс-преторов. Те, кто не имеет предложить что-нибудь новое, пожалуйста, поднимите руки в ответ на два вопроса, которые я сейчас задам. Кто за смертный приговор?

Как оказалось, никто. Цицерон покраснел.

— Кто за ссылку в италийский город с конфискацией имущества?

Все, кроме одного.

— Тиберий Клавдий Нерон, что ты хочешь сказать?

— Только то, что меня очень беспокоит отсутствие слова «суд» во всех сегодняшних выступлениях. Каждый римлянин, даже признавшийся изменник, имеет право на суд. И этих людей следует судить. Но я не думаю, что их надо судить до того, как Катилина будет побежден или сдастся. Пусть первым судят главного преступника.

— Но Катилина больше не римский гражданин! — мягко сказал Цицерон. — Катилина уже не имеет права на суд ни по какому закону Республики.

— Его тоже надо судить, — упрямо повторил Клавдий Нерон и сел.

Метелл Непот, председатель новой коллегии плебейских трибунов, которая вступит в должность через пять дней, выступил первым. Он устал, он был голоден. Восемь часов уже заседают — в принципе, не так плохо, если учесть важность повестки дня и количество выступающих. Но он с ужасом ждал, что скажет Катон, который должен будет говорить следующим. А когда Катон не был многоречивым, нудным, трудным и ужасно скучным? Поэтому Метелл Непот одним духом выпалил свою речь в поддержку Цезаря и сел, глядя на Катона.

Метелл Непот никогда не подозревал, что единственной причиной, по которой Катон сейчас находился в Сенате в качестве будущего плебейского трибуна, был он сам, Метелл Непот. Когда Непот возвращался с Востока после отличной кампании как один из старших легатов Помпея Великого, он путешествовал с шиком. Естественно. Ведь он был один из самых важных Цецилиев Метеллов, он был необыкновенно богат, и после Востока ему удалось стать еще богаче. В придачу ко всему он был шурином Помпея. Итак, Метелл Непот неторопливо двигался по Аппиевой дороге — задолго до выборов и до летней жары. Кто торопился, тот ехал верхом, а Непоту уже надоело торопиться. Его средством передвижения служил огромный паланкин, который тащили на своих плечах аж двенадцать человек. В этом потрясающем экипаже он покачивался на матрасе, покрытом тирским пурпуром. В углу сидел слуга, чтобы подавать столь важному господину еду, питье, ночной горшок и материалы для прочтения.

Поскольку Метелл Непот никогда не выглядывал за занавески паланкина, то и не замечал скромных пешеходов, которых часто встречала его роскошная процессия. Так что, конечно, он пропустил мимо своего внимания и группу из шести особенно скромных пешеходов, направлявшихся в противоположную сторону. Трое из шестерых были рабами, а остальные — Мунаций Руф, Афинодор Кордилион и Марк Порций Катон. Они шествовали в поместье Катона, расположенное в Лукании, чтобы отдохнуть от детей и предаться ученым занятиям.

Долго-долго Катон стоял на обочине, наблюдая за тем, как неторопливо движется процессия, подсчитывая, сколько там народа, сколько повозок: рабы, танцовщицы, наложницы, охрана, добыча, повозки-кухни, библиотеки и винные погреба на колесах.

— Эй, солдат, кто это путешествует, как царь Сампсикерам? — крикнул Катон охране, когда парад почти миновал его.

— Квинт Цецилий Метелл Непот, шурин Магна! — ответил солдат.

— Он очень торопится, — саркастически заметил Катон.

Но солдат воспринял это замечание серьезно.

— Да, он торопится, странник! Он будет выставлять свою кандидатуру на должность плебейского трибуна Рима!

Катон еще немного прошел на юг, но прежде, чем солнце оказалось на полпути к западу, повернул обратно.

— В чем дело? — спросил Мунаций Руф.

— Я должен возвратиться в Рим и баллотироваться в плебейские трибуны, — объяснил Катон сквозь стиснутые зубы. — Должен же быть в этой шутовской коллегии хоть кто-то, кто сделает трудной жизнь этого типа, а заодно и жизнь его хозяина, Помпея Магна!

На выборах Катон преуспел. Он был в списке победивших вторым после Метелла Непота. А это значило, что, когда Метелл Непот сел, Катон встал.