– Елена! – вскричал Бералек презрительно. – О! Эта подлая никогда не любила меня.

Кожоль с нетерпением ожидал этого имени. В долгие томительные часы заключения его мысль невольно обращалась к этой женщине, которую он держал в объятиях, когда она принимала его за другого. И тогда же он решил, что эта женщина – мадемуазель Валеран, первая любовь Ивона. Имя Елены, которое так часто повторял Баррас, а теперь назвал и кавалер, подтвердило предположение Кожоля.

– О, – сказал он, – ты говоришь, что она тебя никогда не любила? Но это ничем еще не доказано.

– Ты с ума сошел, Пьер! Я видел эту двуличную женщину на коленях подлого Жана Буэ… и она целовала его!

– Под этим, вероятно, кроется какая-нибудь тайна, которую мы не потрудились разведать.

Бералек с удивлением посмотрел на друга, интересовавшегося женщиной, о которой прежде никогда не заботился.

– Хорошо, – сказал он, – обойдем молчанием поступок с Жаном Буэ. Но эту же женщину, которую ты теперь защищаешь, я встретил у развратника Барраса, выставлявшего ее напоказ всему свету как свою любовницу.

– Ну, часто мужчина компрометирует женщину, а сам не дотронулся и до ее мизинца, – возразил Кожоль, который, подслушав в замочную скважину разговор в будуаре Малого Люксембурга, прекрасно знал, какое место Баррас занимал в сердце Елены.

– Она его любовница, говорю тебе, и в ее прошлом есть позорные поступки. Воображая, что я посвящен в ее тайны, она хотела помешать мне открыть их Баррасу и послала за мной убийц, едва я покинул бал.

– А, так ты приписываешь это злодеяние Елене? – вскричал граф, возмущенный обвинением, в несправедливости которого он был уверен.

– Кто же другой захотел бы покуситься на мою жизнь? Я был только двенадцать часов в Париже, где никого не знал.

– Что, если я знаю об этом? Только я мог бы доказать тебе, что не она задумала это убийство.

– О! Пьер! Ты будешь очень хитер, если убедишь меня.

– Хорошо! Когда бы эта женщина желала твоей смерти, зачем стала бы она назначать тебе свидание на следующий вечер?

– Она! Назначила мне свидание, говоришь ты?

– Да, ты исчез, и я после долгих поисков возвратился в гостиницу «Страус». Тогда трактирщик подал мне записочку, предназначенную тебе. Если помнишь, я назвался твоим именем. Эта записочка могла подсказать, где искать тебя, и я прочел ее. В ней кавалера приглашали на рандеву.

– Именно меня? Ты уверен?

– Гм, гм, уверен – не то слово. Этот билетик был слишком загадочен, чтоб я, в своем тщеславии, мог принять его на свой счет.

– Ты видишь сам. Она, без сомнения, узнала, что моего трупа не нашли на улице Сены, и эта неясная записочка, которая никак не могла компрометировать ее, должна была заманить меня в новую западню.

«Гм, гм, – улыбался про себя Кожоль, которому память рисовала очень приятное событие, – гм! Я бы всегда желал попадать в такие западни».

Он продолжал вслух:

– В конце концов, ты совсем выбросил из головы мадемуазель Валеран?

– Совсем.

«Ну, – решил граф, – он никогда не увидит эту женщину, и я думаю, что бесполезно рассказывать ему, как я знал его место». После мимолетного воспоминания о прошлом Ивон обратился вновь к настоящему и продолжал свой рассказ. Он поведал о ночных страхах вдовы и роли Лебика в случившемся.

– Хорош твой Лебик! Да, надо мне познакомиться с ним, – повторял Кожоль, узнав о проделках гиганта.

Граф с глубоким вниманием выслушал рассказ о сокровище, которое так сильно желал аббатом, потом спросил:

– Значит, ты предполагаешь, что люди, задержавшие меня, тоже охотятся за кладом?

– Уверен в этом. Как иначе объяснить причину их таинственного появления в этом доме? Если б они хотели обокрасть вдову Сюрко, они могли бы это сделать за одну ночь, и дело с концом. А между тем они несколько лет обыскивали, так сказать, от камня до камня этот дом, потому что товарищи, присланные аббатом, осматривая комнаты, натыкались всюду на следы поисков: даже стены разойники не оставили без внимания – видно, что кладку разбирали и снова восстанавливали.

– Кто же после покойного парфюмера мог знать о миллионах?

– Судя по тому, что рассказал аббат, если Лебик и Барассен – одно лицо, то этот мошенник, притаившись, присутствовал при допросе Дюбарри в зале Усопших.

– Восхитителен этот Лебик! Положительно, он привлекает меня все больше и больше, – весело повторял Пьер, очень забавлявшийся проделками верзилы.

– Так стало быть, через него эта таинственная шайка узнала о существовании миллионов, – соображал Ивон.

– О, уж и таинственная шайка! Если ты желаешь знать ее название, я могу тебя просветить: она зовется, вероятно, по прозвищу своего главаря – Точильщика.

– Как ты говоришь? – вскричал кавалер, вздрогнувший от удивления при этом имени.

– Я сказал: Точильщик.

– Ты знаешь, кто такой Точильщик?

– Конечно, да. Законченный плут, командующий смелыми негодяями, в чем я мог убедиться в продолжение долгих месяцев своего вынужденного пребывания у них в гостях.

– В таком случае ты не знаешь, что во время твоего заточения имя Точильщика приобрело мрачную славу. Это – шайка поджигателей, наводящая на окрестности Парижа ужас своими неслыханными жестокостями. Полиция отчаянно преследует ее, но все безуспешно. Три дня тому назад надеялись было накрыть ее главаря на улице Вилль д’Эвек, но часом опоздали. По-видимому, у Точильщика со товарищи есть фея-покровительница, которая спасает их от всяких ловушек.

– Как, Бералек! Ты не знал имени своих приятных соседей?

– Да, я скорее думал о какой-нибудь политической шайке, которая, подобно нашим, нуждается в деньгах для успеха своего дела. Орлеанисты, якобинцы, бонапартисты, роялисты мало-помалу стянули все свои силы в Париж и – выжидают. Нас здесь в доме двадцать роялистов, и я думал, что соседи наши – политические противники.

– Ну, так теперь ты знаешь, чего от них ожидать.

– Ну и недолго же будут беспокоить нас эти мерзавцы. Мы укажем их логовище полиции, а она избавит нас от подобного соседства, – весело сказал Бералек, думая о безопасности Лоретты.

– Та-та-та! – произнес Кожоль.

– Зачем эти «та-та»?

– Потому что я больше не узнаю своего Ивона, когда-то столь осмотрительного, которому любовь к косметике, или, вернее, к продавщице косметики… отшибла рассудок.

– В чем?

– Но, влюбленный ветреник! Если ты дашь полицейским схватить шайку Точильщика, как же ты доберешься до миллионов? Представь, что один из захваченных бросит словечко о сокровище госпоже Полиции. И сейчас же она примется совать всюду нос, чуя свою выгоду не хуже воров Точильщика. А ты знаешь басню? Обыкновенно третьему вору и улыбается удача. Тогда миленькие миллионы пройдут у тебя под носом, а ты не дождешься и спасибо от полиции. Я не думаю, чтоб Монтескью желал такого результата.