Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фридрих, как обычно, лично занимался работой разведывательной службы — не всегда с успехом, как показал Гохкирх. Он проводил много времени, обдумывая сведения, проверяя их информацией из других источников, пытаясь определить намерения противников. Теперь он планировал внедрить одного брауншвейгца в штаб русских войск под видом голландского офицера, на время прикомандированного к русской армии. Его задание — снискать доверие главнокомандующего. Фридрих разработал для него подробные инструкции и придумал, каким образом он мог попасть к Фермору. Агент был уполномочен предложить Фермору 100 000 экю[246] с выплатой в рассрочку и годовую ренту в 10 000 экю. Если деньги его не убедят, то следовало предложить должность фельдмаршала на прусской службе. В случае согласия Фермора он должен своевременно предоставлять информацию обо всех передвижениях русских войск. Инструкции, которые надлежало применять в соответствии со строгими правилами конспирации, Фридрих отдавал на хранение sine die[247] официальному прусскому представителю в Гамбурге. К сожалению, еще до того как ими можно было воспользоваться, Фермора сменил на посту генерал Салтыков[248], пользовавшийся особым расположением Елизаветы. Существовала ли связь между этим событием и задуманным Фридрихом планом, можно только гадать: российская контрразведка всегда была на высоте. К тому же некоторые, включая Митчела, полагали, что Фридрих слишком экономит на оплате информации. «В этой армии шпионам платят скупо, соответственно получаемые сведения не высшего качества».
Салтыков, которому был шестьдесят один год, командовал 70-тысячной армией. Перед ним стоял Дона. Было ясно, однако, что при любом наступлении русских Дона окажется перед лицом превосходящих сил неприятеля, если ему не дать подкреплений: его армия насчитывала 23 000 человек. Ситуацию могли поправить небольшие по масштабам мероприятия, и в марте Фридрих послал генерала Воберснова с отрядом в глубокий рейд по территории Польши с целью ликвидировать пункт снабжения в Познани. Как он знал, и русские, и австрийцы в больших масштабах закупают и складируют зерно.
Но Фридрих находился в знакомой обстановке. «Мои враги усиливаются со всех сторон, — говорил он Митчелу в январе 1759 года, — и они ближе ко мне, чем были в прошлом году!» Противники и в самом деле, похоже, будут численно превосходить пруссаков в любом отдельно взятом столкновении, но могут его также проиграть стремительному королю Пруссии, способному усилить любое угрожаемое направление, действуя на внутренних коммуникациях. Теперь же, однако, наблюдались решительные, хоть и запоздалые попытки русских и австрийцев комбинировать, координировать действия. По общей численности войск они во много раз превосходили армию Фридриха. Все, что требовалось, — это не допустить, чтобы Фридрих усиливал один фронт, угрожая при этом другому. План был выработан; трудоемкий и непростой, как любое планирование действий союзных войск, но он определенно обещал принести успех. «Европа объединилась, чтобы раздавить меня, — время от времени заявлял Фридрих, несомненно, принимая театральную позу, — но у меня есть в запасе две вещи — моя маленькая золотая шкатулка и немного моей старой удачи!»
Он часто говорил о своей маленькой золотой шкатулке с отравленными пилюлями. Что касается старой удачи, то вскоре станет ясно: ее-то и не хватает. Фридрих постоянно упоминал о необходимости мира в выражениях, которые Митчел и другие находили трогательными и убедительными. Он не раз повторял, что очень верит в честность Питта.
Давая отпор врагам, Фридрих обоснованно надеялся на расхождения между ними в политических целях. По поводу французов он с горечью высказывался о том, что Шуазель, французский министр, теперь является рабом Вены. Французы, естественно, желали, чтобы Ганновер находился под угрозой нападения и тем самым отвлекал бы Британию, их главного противника. В июне Фридрих написал письмо Георгу II. В нем он сокрушался по поводу непримиримости их общих врагов и предлагал выдвинуть некие совместные британско-прусские мирные инициативы. Русские хотели расширить свое влияние на Балтике, а также в Польше: их взоры устремлены на Восточную Пруссию и Силезию. Австрийцы стремились возвратить Силезию, они желали этого и будут желать всегда. В конце апреля Фридрих предпринял небольшую экспедицию, чтобы помочь генералу Трескову спять австрийскую осаду с Нейссе.
Эти расхождения в интересах давали Фридриху, как он полагал, шанс, так как координация действий Австрии и России может оказаться непростой. «Это счастливое стечение обстоятельств, — писал он Фердинанду в начале года, — что паши враги не в состоянии выработать свой оперативный план на следующую кампанию!» Тем не менее и русские, и австрийцы угрожали Силезии; они также думают, что шведы добавят ему проблем, атаковав Штеттин.
В течение какого-то времени Фридрих надеялся, что проблемы противников приведут к их пассивности и позволят ему оставаться в обороне. Его воодушевило известие о разгроме принцем Генрихом австрийских складов. Это могло повлиять на способность Австрии вести военные действия. «Они не смогут доставить тебе много неприятностей, — писал король Генриху в конце апреля, — и Даун будет ждать, пока не двинутся русские». Однако Даун — «великий фельдмаршал», или просто Леопольд, как Фридрих насмешливо его называл, несомненно, с обидой за Гохкирх, — был способен предпринять наступление в течение 1759 года. У него было 100 000 штыков. Он мог организовать — что и сделал в мае — масштабные рейды через границу Лусатии. Западный фланг Дауна прикрывали 35 000 имперцев из Reichsarmee, располагавшие силами, чтобы угрожать Лейпцигу. Если его операции будут скоординированы с действиями русских войск Салтыкова в Польше, то Фридрих