действительно заключается, по крайней мере в значительной степени, в том, чтобы отобрать среди многочисленных повседневных конфликтов (differends) те, что можно связать с формами гражданского протеста и представить в виде коллективного требования*. Работа по прояснению преобразовывает ситуацию личного спора (litige), в которой люди препираются и спорят друг с другом и в которую они вовлечены лично, в категориальный конфликт. Подобное прояснение в гражданском мире необходимо, чтобы разоблачение могло быть сформулировано публично, не выглядя при этом неуместным или даже анормальным (то есть безумным), как это было бы в случае, если бы публичное разоблачение принимало форму «личных претензий», «нападок ad hominem», «копания в грязном белье». Именно эти выражения используются, когда осуждают вынесение на публику патриархальных споров. По сравнению с коллективными конфликтами, являющимися чистыми в том смысле, что они не имеют прямого отношения к частным интересам, личные ссоры (discordes) выглядят как грязные, в них есть что-то нечистое. Их часто квалифицируют как мелочные, имея в виду то, что они мотивированы скрытыми, постыдными, непристойными интересами. О них говорят намеками.

Они становятся предметом коридорных сплетен?, слухов, людской молвы. Им не следует придавать значения в ситуациях, когда стороны выступают в качестве членов различных коллективов и представителей соответствующих общих интересов: общие собраний, паритетные комиссии, заводские комитеты и так далее В конфликтах, связанных с масштабными общественными проблемами* (grandes causes), следует абстрагироваться от конкретных людей: нужно руководствоваться общими интересами, и каждая из сторон должна заботиться только об общем благе. Люди, которые не вовлечены в конфликты лично, не знакомы близко друг с другом или вовсе до этого никогда не встречались, противостоят друг другу в конфликте только как «олицетворение» объективный общественный сил11'1, мыслимых по подобию с силами в научно-техническом мире. Чтобы публичное выражение разногласия расценивалось как нормальное (а не рассматривалось как патологическое проявление психологической неуравновешенности), оно должно быть взято под ответственность группами, коллективами, действующими в общественных интереса£ и ставящими перед собой коллективные задачи, — профсоюзами, общественными организациями и так далее, — способными обезличить и придать общий характер (de-singulariser) отношениям между различными сторонами, вовлеченными в общее дело (cause). Для управления конфликтом должны быть задействованы инструменты гражданского мира (юридические формы, коллективные соглашения и так далее), а разногласие должно быть сформулировано в обобщенных терминах гражданского мира, что делает приемлемым его публичное выражение (Boltanski, 1990).

Так, например, то, что принято называть расширением гражданских прав, предполагает создание юридических инструментов и формирование коллективных лиц, обеспечивающих публичное выражение конфликтов (differends), которые до этого рассматривались как относящиеся к частной жизни людей. Эту работу можно наблюдать в действии в новых общественных делах, связанных с отношениями полов, семейными или возрастными отношениями, то есть с различными положениями™ (положение женщины, права отцов, права ребенка, положение пенсионеров), в защиту которых выступают общественные объединения (Лига прав женщин, Движение за права отцов и так далее), с которыми связаны свои статусы, права и юридические требования.

Расширение гражданских прав

Так, необходимо было институционализировать положение женщин, чтобы тяжкие оскорбления в их адрес и, в частности, сексуальные домогательства в профессиональной среде могли стать предметом публичных обличений и судебных разбирательств. Гражданский мир признает женщин только в их качестве граждан и трудящихсят"Г. В ситуациях, обустроенных по принципу гражданского величия, женщины должны отказаться от отсылок к женственности и объять категориальную форму коллективной идентичности, связанную с общественным делом (cause).

Школьное сообщество

Институт школы, воплощенный в материальной форме школьного учреждения (Derouet, 1989), часто является местом компромисса, поглощающего критическое напряжение между двумя противостоящими педагогическими моделями. Первая из них — это модель гражданского воспитания, разработанная в эпоху Великой французской революции и получившая развитие в эпоху Третьей Республики во Франции. Эта модель основана на принципе равенства в образовании и устанавливает безличные отношения между учителями и учениками. Любые формы нарушения этого требования осуждаются как фаворитизм. В этой модели воспитания акцент делается на безличных формах передачи и оценки знаний, на дипломах, статусах, званиях, государственных чинах и на образовании, основанном на универсальных ценностях. Каждая образовательная единица, которая не предполагает собственной идентичности, рассматривается как частная проекция государственной модели. Вторая модель образования, преобладавшая в эпоху монархического строя во Франции, но присутствующая в некоторой степени до сих пор, в особенности в сфере частного образования, отстаивает принцип непрерывности воспитания ребенка в семье и в школе. Она исходит не из принципа равенства, как в первом случае, а из необходимости формирования «теплых», «крепких», «благополучных» отношений в «маленьком сообществе, укорененном в своих особенностях».

В компромиссных формах школьное учреждение предстает одновременно как школьное сообщество, в котором ценится качество составляющих его людей и качество их отношений, и как государственный институт, значение которого заключается в применении государственных правил.

компромиссы с РЫНОЧНЫМ МИРОМ

Проблема отношения между координацией, основанной на рынке, и координацией, основанной на доверии, была одним из главных вопросов в политической экономике. Позднее она стала подробно рассматриваться в антропологической литературе, посвященной феномену обмена.

В трудах янсенистов, как мы показали ранее, рыночные отношения замещают милосердие (cha-rite) в том случае, когда оно отсутствует. В традиции, восходящей к Локку, доверие рассматривает^ ся скорее как необходимость (requmt) в договорных отношениях, что говорит об установлении иерархии между этими формами величия. Тем не менее мы подчеркивали, что симпатия, определяющая у Адама Смита человеческую природу, благоприятствующую обмену, отличается от доброжелательности и благосклонности (bienveillance). Рассуждения об относительной роли доброжелательности в рыночных отношениях, о ее необходимости, о ее дополняющей функции, позволяющей смягчить жесткость императива экономики свободной конкуренции, а также о нарушениях, которые она вызывает, проходят красной нитью через все дискуссии о либерализме. Дебаты о «сущностном» или «формальном» определении рынка, вызванные развитием антропологического подхода к рынку, высвечивают критические отношения и возможные компромиссы между рыночным и патриархальным мирами.

Если в экономической теории общего равновесия патриархальный порядок доверия был полностью исключен, то в настоящее время он вновь оказался в центре экономических дискуссий о нерыночных формах контрактов и сделок, важность которых подчеркивается в ситуациях, характеризующихся специфическими благами, длительными отношениями или асимметричной информацией. Отсылка к репутации11 в значении патриархального мира или менее явное обращение к следствиям памяти11 в подходах, использующих модели «повторяющихся игр», также предполагают установление подобного компромисса.

Патриархальные отношения иногда ВВОДЯТСЯ В Доверие в бизнесе рыночную ситуацию в формах компромисса. В таких случаях восхваляют «красивый жест»: «В бизнесе красивый жест означает действие, совершаемое в чью-либо пользу или в ответ на чью-либо просьбу, с тем чтобы этот человек стал вашим должником». Смещение ситуации (glissement) в сторону патриархального мира может даже привести к