голове с тех пор, как я построил курган, как вдруг Энни заговорила:

– Документы о наследстве, где говорится, что мы женаты, противоречат новой хартии. Мне нужно сделать выбор.

Я не сразу понял, о чем она говорила. Я подготовил документы на случай, если мне не удастся выбраться из горящего дома, но только сейчас я понял, какие последствия они будут иметь для нас, если я официально останусь в живых. Я ощутил трепет в сердце и в кончиках пальцев. Ослепительный горизонт, который я когда-то представлял себе в городской ратуше, сочился кровью в закат, согревавший наши лица; на мгновение он сделался поразительно реальным.

Но в то же время это уже похоже на воспоминание.

Губы Энни кривились, не в силах произнести слова, но я знал, что бы она ни сказала, это должен быть ее выбор.

– Правда? – Я чувствовал себя так, будто боялся вспугнуть осторожную птицу.

– Я… ты все еще… ты сказал мне однажды, что никогда не хотел этого. Это правда?

Когда она наконец обернулась, чтобы посмотреть на меня, то прочитала на моем лице то, от чего ее глаза засияли.

– А ты? – спросил я. – Ты все еще хочешь этого?

Энни заморгала.

– Да, я все еще хочу, – ответила она, вскинув плечи, и отвела взгляд.

Я сжимал пальцами нити водорослей, пока слова пронзали меня, скручивая изнутри. Как при глубоком растяжении мышц, боль нарастала, постепенно даря исцеление, хотя я понимал, что в этот момент у меня просто не оставалось сил и дальше терпеть ее. Кажется, Энни не могла произнести «но», которое повисло в конце ее слов, и на мгновение она так напомнила ту маленькую съежившуюся школьницу, что мне захотелось улыбнуться.

– Но, – подсказал я.

Она заговорила медленно и осторожно, опустив глаза.

– Но… у меня есть работа.

Я ощутил прилив гордости, в которой еще сквозили отголоски прежней боли.

– Я знаю. – Неужели она думала, что я не понимал этого? После того, что случилось, после Пэллора? Энни удивленно взглянула на меня. – Вот почему мы… Мы хотели, мы хотим, чтобы ты выполнила эту работу.

Она услышала его имя в моих словах и резко вытерла глаза ладонью. Аэла подлетела к нам и приземлилась на скале с тихим хрустом. Ее хвост обвился вокруг нас, как края гнезда, когда она улеглась на землю, и рука Энни машинально отыскала ее гребень, стиснув его. Ее подбородок дрожал, мешая ей говорить, но она все же смогла произнести то, что хотела:

– Я подумала, что все еще могу навещать тебя. По праздникам, как сегодня. Если ты захочешь. Я имею в виду, ты, возможно, захочешь видеться с другими людьми. Но я пойму, если…

Я едва не расхохотался.

– Энни.

Она неподвижно сидела рядом со мной, не сводя глаз с дракона. Но когда я обхватил ее рукой, она прильнула ко мне и на мгновение позволила крепко обнять ее. Боль утихла, и я чувствую себя истощенным, но мои мысли и чувства наполнились светом. Я ощутил знакомое обжигающее прикосновение к ладони и обнаружил, что Аэла тыкалась в нее носом, добиваясь моего внимания, как это делал Пэллор. От удивления у меня перехватило дыхание, и я принялся чесать ее под гребнем, где всегда почесывал Пэллора.

– Что ты будешь делать? – спросила Энни дрожащим голосом.

– Я думаю… У меня тоже есть работа.

Она отодвинулась, чтобы взглянуть на меня. Аэла склонила голову, навострив ухо в мою сторону. Теперь настала очередь Энни вытягивать из меня:

– Правда?

Я начал медленно объяснять:

– Ты же знаешь, как была разрушена Обитель во время Выравнивания?

Энни кивнула.

– И я тут подумал: может, есть место получше, где можно ее восстановить.

Все началось с воспоминаний о том, как выглядела Энни, когда впервые увидела Вечную Весну. Как ее лицо разгладилось и обрело спокойствие, которого я никогда раньше не видел. Это заставило меня задуматься, что, возможно, другие юные Стражники тоже могли бы обрести здесь покой. Вдали от искушений политикой и властью, в месте, более подходящем для учебы и размышлений.

В Большом доме с множеством комнат и окнами, выходящими на море.

Энни слушала, ее пальцы ласкали мою ладонь, ее взгляд был устремлен к горизонту.

– И кто бы им управлял? – тихо спросила она.

– Ну… Я подумал… Я мог бы. Возможно, потом. Но когда придет время, когда мы будем готовы.

Когда я буду готов.

Каллиполис начнется сначала. И самым лучшим, самым справедливым выбором было бы полностью отказаться от драконов. И, возможно, однажды мы так и сделаем. А пока страна зависит от их защиты, драконы останутся с нами, а их наездники должны учиться, чтобы быть лучшими.

Атрейс однажды сказал мне, что я – его самая большая ошибка, и чем больше я об этом думал, тем сильнее мне хотелось сделать на этом карьеру.

– Мне придется обзавестись большим штатом служащих, – добавил я, – хотя Найджел – достойное начало. И я мог бы попросить других Стражников помогать мне иногда в течение учебного года. Крисса, Кор, все те, кто подходит для этого. Возможно, Дак и Лена, что также укрепило бы наши связи с Норчией. И… ты, когда у тебя будет свободное от военных обязанностей время. Если захочешь.

Дыхание Энни стало медленным и тихим, она крепко обхватила колени, и от ее молчания я неожиданно заволновался еще сильнее и продолжил:

– Я также подумал… теперь, когда у нас есть новая хартия, речь больше не идет о политическом лидерстве, нам больше не надо беспокоиться о результатах металлических тестов или о всем том, что придумал Атрей. И в таком случае, выбирая детей для церемонии Выбора драконами, мы будем отдавать предпочтение подкидышам и сиротам.

– Значит, это место может стать их домом, – пробормотала Энни. – Лучшая жизнь для тех, у кого не было будущего.

И ей не нужно пояснять, что это такие дети, как мы.

Проглотив комок в горле, я кивнул:

– И… у меня уже есть три яйца для начала.

Наши.

Она все еще смотрела на закат, ее лицо было залито красным сиянием, рыжие волосы сверкали. Я не мог понять, о чем она думала. Но когда она заговорила, ее голос сделался хриплым:

– Я думаю… Аэле бы это очень понравилось.

Дракон уже мурлыкал рядом с нами.

После этого я взял Энни за руку и повел к строившемуся заново дому, местами без крыши и стен. Войдя в комнату, которая теперь будет моей, небольшой и более современной, чем та, что принадлежала моему отцу, я закрыл дверь, увлек Энни на мою кровать и стянул с нее огнеупорный костюм. Ее губы ласкали