предложит поехать со мной. Существует ведь так много вариантов. Но Нестеров предлагает самый худший.

Он всё-таки выбрал за меня, хоть и говорил, что я должна сделать этот выбор сама.

Дождь усиливается, и я не знаю, слезы текут по моему лицу или дождевые капли. Или и то и другое.

— Поцелуй меня, — тихо прошу, не отрывая взгляда от лица Марка, такого же мокрого, как и моё.

— Нет уж, — он вдруг усмехается, так обезоруживающе и опьяняюще, что я задерживаю дыхание. — Ты ведь улетаешь. Значит тебе и целовать меня на прощание.

А разве есть разница? Кладу руки на широкую грудь, обтянутую мокрой рубашкой. Встаю на носочки, чтобы дотянуться до его губ. Марк наклоняет голову ко мне, и я не могу понять, кто из нас кого целует.

Свободной ладонью Нестеров крепко прижимает меня к себе за поясницу. Весь мир в этот момент замирает и всё вокруг становится незначительным. Кроме нас двоих.

Дождь уже льет, как из ведра и Марк все же раскрывает над нами зонт. Капли барабанят по натянутому куполу из нейлона, пока мы оба, прикрыв веки, растворяемся в этом поцелуе. Таком пылающе-нежном, пьянящем и горько-сладком, как трюфели с алкогольной начинкой.

Моя грудь плотно соприкасается с грудью Марка, и я, кажется, чувствую, как его сердце бьется внутри грудной клетки. Дышу тяжело и часто, сминая пальцами влажную ткань белой рубашки и зарываясь в густые темные волосы. Не хочу отпускать. Не хочу улетать. Но разве у меня есть выбор? Особенно, когда Нестеров сам сказал мне улетать?

И, словно этого было мало, он первым открывает глаза и отстраняется.

— Лети, — повторяет Марк глухо и хрипло. — Водитель сейчас отвезет тебя домой, а завтра приедет с утра, чтобы доставить в аэропорт.

Киваю, не в силах произнести больше ни слова, пока он под зонтом провожает меня к Лэнду.

Но прежде, чем открыть для меня заднюю пассажирскую дверцу, Марк снова прижимает меня к себе на прощание, и я прикрываю веки от удовольствия, чтобы запечатлеть в памяти это ощущение, потому что даже сейчас понимаю, как сильно мне будет его не хватать.

Его горячие пальцы скользят по моей спине, обводят через ткань всё-еще выпуклый контур татуировки. Рисунок Марка останется со мной навечно, в отличие от него самого.

Ветер перенесет семена шиповника в новое место, где ему будет лучше. А маяк останется здесь. Оплетенный сухими побегами с острыми шипами. Он сам так решил. Так тому и быть.

Когда дверца черного Лэнда захлопывается, продолжаю смотреть на Нестерова сквозь стекло.

Наша короткая, но такая яркая история началась здесь, и здесь закончилась.

Но в отличие от прошлого раза, когда я точно так же уезжала отсюда, мечтая навсегда забыть об этом мужчине, сейчас, смотрю на удаляющийся широкоплечий силуэт до тех пор, пока его не размывает дождь и хрустальная пелена из слез, застывшая в моих глазах.

Глава 39. Перечень моих проблем

«Oh the past it haunted me

Oh the past it wanted me dead

Oh the past tormented me

But the battle was lost Cause I'm still here» I'm Still Here — Sia

(Перевод: О, моё прошлое преследовало меня. О, моё прошлое хотело уничтожить меня. О, моё прошлое измучило меня. Но эта битва проиграна, потому что я до сих пор здесь.)

Дождь барабанит по стеклам так громко, будто собирается разбить их и пролиться внутрь. Затопить всё вокруг, превратив в бескрайнее море.

Ночь выдалась бессонной и полной невеселых мыслей. Словно кто-то поставил передо мной пленку, с видеозаписью всей моей прошлой жизни и в принудительном порядке приказал смотреть и анализировать собственные поступки. Большая часть из них — неправильные и воспоминания заставляют совесть скрести душу своими маленькими, цепкими, похожими на крысиные, лапками. Оставлять тонкие кровоточащие царапины, чувство недовольства собой, неловкости и стыда.

«Если ты не выкинешь все эти мысли из головы, Милашечка, то самолет завтра не взлетит под их тяжестью», — сонно ворчит ангелочек, ворочаясь на правом плече.

Отзываюсь, зевая:

— Ну и пусть. Будет повод остаться здесь.

«А тебе нужен повод остаться? Серьезно? Ну и зачем?»

— В том-то и дело, что незачем, — бормочу в ответ. — Спи давай.

В итоге мы оба засыпаем под шум всё еще барабанящих по подоконнику и стеклам дождевых капель, но совсем ненадолго, потому что будильник я ставила на шесть часов. Хотелось напоследок погулять с Маком.

К утру дождь успел закончиться, и я смотрю на просыпающийся Владивосток с высоты сопки, пока пес радостно скачет по лужам, зачем-то пробуя воду из некоторых из них на вкус.

После дождя всё выглядит чистым и свежим. Даже «полтинник» сияет, будто отмытый водой, подставляя рассветным лучам грязно-серые бока. Трава кажется зеленее обычного, а мелькающая на сопке красная шапка онаниста говорит о том, что жизнь его ничему не учит, но всё равно идет своим чередом.

Я улечу, а здесь всё останется прежним. Только сейчас всё это стало мне мило и дорого. Осколки битого стекла, сверкающие на покрытом выбоинами асфальте, словно драгоценные камни. Отражение розоватого рассветного неба в огромных лужах. Даже запах мокрой псины от Мака кажется восхитительно-приятным и, прощаясь, я надолго прижимаю его к себе, пока монстр, названный в честь безвременно погибшего певца, улыбается клыкастой пастью и бьет тяжелым хвостом из стороны в сторону.

В назначенное время у подъезда останавливается Черный Лэнд Крузер. Ключи от квартиры уже сданы владелице, а я, осторожно стаскивая чемодан, спускаюсь вниз по замусоренным ступенькам. На мне женственное белое платье и сандалии без каблука. Как знак, что моя дальнейшая жизнь на новом месте будет светлой и легкой.

В душе теплится слабая надежда на то, что Марк сам приехал за мной, чтобы отвезти в аэропорт, но она не оправдывается — в машине дожидается водитель. Он вежливо здоровается и учтиво помогает поставить в багажник вещи, пока я с тоской оглядываю двор дома, который больше не кажется мне чужим и жутким.

Попытка немного вздремнуть, откинувшись на спинку сиденья ни к чему не приводит, потому что память услужливо подбрасывает картинки меня и Нестерова в этой самой машине, в ту ночь, когда он увез меня из «Лжи». Я помню жадные поцелуи в полумраке, сцепленные пальцы наших ладоней, аромат бергамота, пьянящий и пряный. Интересно, сумею ли я вообще когда-нибудь об этом забыть?

За тонированными стеклами автомобиля мелькают дома и яркие фасады магазинов, пока я лениво пытаюсь угадать играющую по радио песню. Улицы ускользают вдаль