но чем-то напоминало и то, и другое, и третье. Оно было осязаемее, чем воздух, но не влажное; оно текло с легким трепетом пламени, но не горело.

Два странных неземных существа поспешили вытащить меня на сияющий золотой утес, с которого воздушно-легкая растительность, оттенком похожая на исполинские радужные фонтаны, смотрела в зелено-золотую бездну. Полуопрокинутая серповидная барка со светящимся колесом, теперь неподвижным, парила на расстоянии вытянутой руки от меня. Дальше, меж изящных деревьев, я различил выступающие горизонтальные башни. Пять солнц, утопавших в собственном сиянии, плавали в бездне на значительном расстоянии друг от друга.

Я удивился странному изменению гравитации, о котором свидетельствовало мое положение, но затем, как будто восстановив равновесие, понял, что огромный утес – не что иное, как гладкая равнина, а водопад – всего лишь спокойный поток.

Теперь мы с существами из корабля стояли на берегу. Их тонкие сильные руки больше не поддерживали меня. Я не мог угадать их отношение ко мне, и мой мозг электрическим ударом пронзило осознание сверхъестественного ужаса и ошеломляющей странности всего происходящего. Мир вокруг меня определенно не был частью известного космоса. Самая почва под моими ногами колыхалась и пульсировала какой-то необъяснимой энергией. Все окружающее, казалось, состояло скорее из элементов, более близких к чистой силе, чем к привычной нам материи. Деревья напоминали сверхъестественные фейерверки, застывшие в воздухе навсегда. Сооружения, подобно небесным минаретам высившиеся вдали, были словно сотканы и вылеплены из утренних облаков и света. Воздух, который я вдыхал, пьянил сильнее, чем ветер с альпийских лугов.

И из этого мира чудес приближалось множество существ, похожих на тех, что стояли сейчас рядом со мной. Они возникали между деревьев и башен, точно по волшебству появляясь из мерцающих далей. Двигались они стремительно, скользяще, беззвучные, точно призраки, ступая скорее по воздуху, чем по земле. Из их толпы до меня не доносилось ни шепотка, но у меня возникло ощущение, что они ведут обо мне неслышный разговор – я уловил какой-то легкий резонирующий трепет слишком высоких для человеческого уха обертонов.

Их глаза бледного золота глядели на меня с необъяснимой пристальностью. Я заметил их мягко изогнутые губы, как будто бы выражавшие непостижимую грусть, хотя, возможно, на самом деле им вовсе не было грустно. Под их взглядами меня охватило странное смущение, а за ним быстро последовало нечто такое, что я могу описать лишь как внутреннее озарение. Это озарение, казалось, не было телепатическим, просто мой разум в новом моем состоянии словно бы приобрел более сильные способности или лучшее понимание, в обычном состоянии невозможные. Эти способности я будто вобрал из странной почвы и воздуха, из соседства этой необыкновенной толпы. И все равно мое понимание было лишь частичным, и я осознавал, что очень многое ускользает от моего восприятия в силу неизбежной ограниченности моего человеческого разума.

Эти существа, понял я, были настроены ко мне доброжелательно, но не очень знали, что со мной делать. Я нечаянно вторгся в чуждый мне мир, чего на их памяти не случалось еще никогда. Затянутый в межпространственную воронку, созданную серповидной баркой в тот момент, когда она покидала Землю, я последовал за пришельцами в их мир, который соседствовал с нашим в трансцендентальном космосе.

Все это я понял, но механика моего попадания в это божественное царство осталась мне несколько неясна. Очевидно, мое падение в розовую реку было случайностью – счастливой, ибо живая вода потока воскресила меня и, возможно, помогла предотвратить оледенение, которое иначе неизбежно настигло бы меня в моем дрейфе по безвоздушному пространству между мирами.

О предназначении гранитного гурия и цели посещений Земли его строителями я догадывался, но смутно. Они что-то посадили под ним и оставили на некоторое время, как будто затем, чтобы семя впитало из более низменной и прозаической земной почвы какие-то элементы или силы, отсутствующие в земле этого инопланетного мира. Весь процесс был основан на открытиях некой загадочной, но строгой науки, и подобный эксперимент они уже проводили прежде. Блестящий камень на вершине каким-то образом, недоступным моему пониманию, образовывал вокруг гурия защитную зону в виде убегающего пространства, которую не мог преодолеть ни один землянин. Причиной изменений, что происходили с земной растительностью, попавшей в эту зону, были какие-то загадочные излучения от зарытого в землю семени.

Природа семени от меня ускользнула, но я понял, что оно имело для этих существ огромную важность. И время его пересадки в почву его родного мира должно было вот-вот наступить. Мой взгляд был прикован к пальцам существа, несшего его, и я увидел, что семя заметно разбухло, а сияющие корешки, торчавшие из расщепленного конца, существенно удлинились.

Тем временем существа прибывали и прибывали, молчаливой толпой выстраиваясь на берегу розовой реки и между деревьями воздушной рощи. Некоторые, насколько я заметил, были бледными и тонкими, точно истаявшие призраки, и их плоть, словно тронутая болезнью, казалась серой и матовой или была изъедена нездоровыми пятнами тени на полупрозрачном фоне, который, очевидно, был присущ здоровому существу.

На пустом участке рядом с парящей в воздухе баркой в почве инопланетного сада была вырыта яма. Ошеломленный лавиной обрушившихся на меня поразительных впечатлений, я не заметил ее прежде. Теперь же я понял ее назначение, когда существо с семенем выступило вперед, чтобы опустить его в эту неглубокую ямку и при помощи диковинной продолговатой лопатки из блестящего металла засыпать золотистой землей, похожей на смесь почвы с закатным сиянием.

Толпа отступила назад, оставив вокруг посаженного в землю семени пустоту. В безмолвии этих созданий ощущалось ужасное и торжественное ожидание; я как будто стал свидетелем неведомого обряда. Смутные, возвышенные, непостижимые образы забрезжили в моем мозгу, будто еще не вставшие солнца, и я задрожал, предчувствуя приближение какого-то поразительного волшебства. Но цель всего этого действа по-прежнему оставалась за границами моего понимания.

Я смутно улавливал предвкушение инопланетной толпы… и – безымянные, исходящие то ли от меня самого, то ли от тех, кто стоял рядом, – ощущение огромной нужды и невыносимый голод.

Казалось, шли месяцы и сменяли друг друга времена года; пять солнц кружили над нами по изменившимся эклиптикам, а ожидание все не кончалось и не кончалось. Но время и его ход, вероятно, подчинялись неведомым мне законам, как и все в этом ином мире, и его невозможно было измерить в земных часах и временах года.

И вот наконец произошло долгожданное чудо: из золотистой земли проклюнулся бледный росток. Он тянулся вверх прямо на глазах, точно питаемый соком ускоряющихся лет, превратившихся в какие-то минуты. Из него брызнуло в разные стороны множество