землю очередями, лежали вповалку живые и мёртвые.

В ту дурную ночь он остался дома. До Останкино от родительского дома было десять минут ходу. Даже через закрытые окна был слышен гул толпы, осадившей телецентр. Друг Витька, хлебнув для храбрости пива, пошёл посмотреть на шоу демократии. Звал с собой. Вовку Громова не пустила мать. Он жутко с ней разругался, забыв про её больное сердце. В пятнадцать что взять с дурака?

А через пять минут хлопнул взрыв и сразу затрещали автоматные очереди. Гул голосов у телецентра превратился в истошный рёв.

Труп Витьки выдали через две недели… Его место в классе пустовало до конца учебного года. Из суеверия боялись занять. Так Вовка Громов и просидел один на последней парте в крайне правом ряду.

Машина выехала к шлагбауму, перекрывающему служебный въезд на территорию телецентра.

Водитель налепил на стекло пропуск.

Шлагбаум поднялся, открывая дорогу.

— Круто, — обронил потрясённый Громов.

— Игра идёт по-крупному. Неужели ты ещё не понял?

* * *

Оперативная обстановка

Оперативному дежурному ГУВД г. Москвы

На территории летнего ресторана «Рыбачий домик» (ВВЦ) в результате террористического акта убит помощник заместителя председателя Комитета по вопросам безопасности Государственной Думы генерал-майор ФСБ (запаса) Фролов Михаил Германович.

Сопровождавшие Фролова М.Г. сотрудники ФСО (8 человек и 2 водителя) погибли, не успев оказать сопротивления.

Место происшествия оцеплено нарядами территориального УВД. Предпринимаются меры по установлению личностей и розыска преступников.

На место выехала оперативно-следственная группа Московской городской прокуратуры.

* * *

Лужайку между телецентром и башней приспособили под парковку машин сотрудников. Разбили на сектора и обнесли стальным частоколом.

Водитель припарковал машину рядом с белой «тойотой». Заглушил двигатель.

Громов так и не понял, действует ли водитель по заученной инструкции, или повинуется каким-то командам, которые ему незаметно отдаёт Борис Михайлович.

— Ну что, Гром, прощаться будем?

Громову стало неуютно. Словно к стене прижали. Даже если вырваться живым из машины, один черт, бежать некуда. Останкино — своя «земля», где так примелькался, что обязательно да кто-то поздоровается. Минуты не пройдёт, последний алкаш будет знать, что Гром вернулся.

Борис Михайлович, словно прочитал его мысли. Усмехнулся. Достал из кармана брелок с ключами.

— Бери, это тебе на память, Гром.

Он нажал кнопочку на брелке. Припаркованная рядом «тойота» бибикнула и моргнула фарами.

— Паспорт, доверенность на машину и пятнадцать «штук» баксов из твоего тайника ждут тебя в бардачке. Можешь быть свободен.

Он бросил ключи. Громов машинально выбросил руку и поймал их на ладонь.

— Сейчас в городе такой бардак, что им, поверь, не до тебя. Пользуйся моментом.

— Я ничего не понимаю.

— Не мудрено. Ты уже сутки как марионетка.

Борис Михайлович бросил взгляд на часы.

— Решай, Гром. Ты же видел, какого шишку мы завалили. Это тебе не «черножопого» авторитета мокнуть. Обратной дороги нет.

Он протянул руку, сжал пальцы Громова. Ключи оказались в кулаке.

Чужие пальцы вдруг показались раскалёнными стержнями, с шипением, до самых костей проникшие в плоть. Боль струёй огня ударила через руку в плечо, разлилась по всему телу, густой клокочущей лавой поползла от ног к голове. Взорвалась ослепительной вспышкой, разметав сознание в клочья.

Громов тихо застонал. Пелена схлынула с глаз. Зрение вдруг сделалось до болезненности чётким. На память пришло выражение «ощущать каждую клеточку своего тела». Состояние было именно таким. Полной, невероятной целостности тела и сознания.

Борис Михайлович, прищурясь, наблюдал за происходящими с Громовым переменами. Судя по скупой улыбке, остался ими доволен.

Разжал пальцы, освободив кулак Громова от мёртвого захвата.

— Вот так-то лучше, Гром. Приятно быть самим собой? Или как заново родился?

— Скорее второе.

— И какую ты себя жизнь выбираешь? Сейчас ты можешь принять решение. Хочешь, живи беглым ментом. Хочешь, ползи к своим. Повинись, расскажи сказку, как ты вынужденно внедрился в преступную группу. Возможно, тебя простят и разрешат жить ментом. У тебя это неплохо получалось. Или рвани в Индию, как Рерих. Ты же об этом мечтал?

— Откуда знаете? — сорвалось у Громова.

— Глупый вопрос. Стал бы я с тобой возиться, если бы не знал то, в чем ты сам себе боишься признаться. Кстати, насчёт предгорьев Гималаев я тебя поддерживаю. Бывал там, фантастической красоты места. — Он понизил голос. — Ира ждёт тебя в Шереметьево. Документы у неё. Рейс на Дели вылетает в семнадцать часов. Ещё успеешь.

— А при чём тут Ирина?

Борис Михайлович усмехнулся.

— Чисто для конспирации. Пара влюблённых в турпоездке. Согласись, не так подозрительно, как один обоссавшийся пудель.

Громов едва сдержался, чтобы кулаком не стереть ухмылочку с губ Бориса Михайловича.

А он, словно дразня, приблизился.

— Ира бросит тебя в Дели. Не столько по заданию, сколько из личных соображений. Слабаки ей не интересны как бабе. А брать с тебя больше нечего. Беглый мент в ашраме[72]! Нет, об такого даже ноги вытереть не интересно.

— Зачем такие расходы? Документы, машины, билет до Дели… Одной пули хватит, чтобы закрыть проблему.

Борис Михайлович тяжело вздохнул. Поверх головы Громова посмотрел на Останкинскую башню.

— Володя, ты хочешь поставить на кон самого себя и попытаться выиграть?

— Что выиграть?

— Новый мир. Для себя и тех, кого ты захочешь в него ввести.

Громов внимательно посмотрел в глаза Борису Михайловичу, ища признаки безумия.

— Гром, тот человек, которого мы убили, он побоялся поставить на кон все. Поэтому выбыл из игры. У него были все козыри на руках, а он испугался. Что, меня, кстати, не удивило. Зажрались они. Даже самым пламенным патриотам есть