Оригена, что Флавий не признает Иисуса мессией (не умалчивает о нем, а именно не признает, т. е. Ориген читал у Иосифа Флавия что-то об Иисусе, но без редакторских вставок). Таким образом, вся совокупность доводов позволяет считать, что в сочинении Агапия приведен перевод, который восходит к подлинным словам иудейского историка. Правда, кроме самого факта упоминания Иисуса, что позволяет говорить об историчности основателя христианства… Иисус был для Иосифа Флавия всего лишь одним из пророков, претендовавших на роль мессии, и сообщает он об этом пророке немногим больше, чем о других палестинских проповедниках»[78].

Сам Ш. Пинес в своей статье отмечал: «Ни одно из главных возражений, выдвинутых против аутентичности традиционного варианта „свидетельства Флавия“, не выдержало бы критики, если бы они были бы направлены против версии Агапия. В самом деле, совершенно невероятно, чтобы верующий христианин мог бы создать такой нейтральный текст, а если допустить, что он тем не менее написал его, то единственным смыслом этого могло бы быть стремление засвидетельствовать историческое существование Иисуса. Но вплоть до Нового времени такой необходимости не было: даже наиболее ожесточенные противники христианства никогда не выражали никакого сомнения в реальности существования Христа… Флавий, который в определенных рамках претендовал на роль объективного историка, такой текст мог написать»[79].

Таким образом, историчность фигуры Иисуса благодаря Флавию вроде бы и в самом деле можно считать подтвержденной. Правда, некоторые исследователи выражают сомнение в версии Пинеса.

«Сирийские христиане располагали довольно обширной литературой. В широком ходу был у них уже упоминавшийся перевод „Церковной истории“ Евсевия Кесарийского. Примечательно, что ссылки на Евсевия находятся у Агапия непосредственно до и после „свидетельства Флавия“. Вполне вероятно, что и само „свидетельство“ епископ Манбиджа взял из одного из сирийских вариантов „Церковной истории“. Кроме того, Агапий называет своим источником утраченные ныне сочинения сирийского христианского летописца Феофила из Эдессы… Последний известен как переводчик с греческого некоторых популярных христианских произведений. Не исключено также, что „свидетельство Флавия“ Агапий позаимствовал у Феофила, а уже последний списал его с „Церковной истории“ Евсевия. Но это не снимает главного вопроса: почему все-таки цитата Агапия существенно отличается от традиционных вариантов „свидетельства Флавия“ (в том числе и сирийских) и носит явно нехристианский характер? Здесь уместно сказать, что „Книга титулов“ Агапия дошла до нас посредством арабоязычных копиистов, вдобавок в относительно поздних списках — XIV–XV вв. В этой связи О. Бетц высказал предположение (в частной корреспонденции), что вариант Агапия также мог подвергнуться редакторской правке, однако уже не христианской, но мусульманской (арабской). Мусульманские переписчики или переводчики труда Агапия приспособили его цитату к своим представлениям об Иисусе, и в этом виде препарированное „свидетельство“ создало иллюзию, жертвой которой стал Ш. Пинес, будто бы этот текст написал сам Иосиф Флавий. Добавим, что явная мусульманская правка ощущается и в других местах „Книги титулов“», — пишет, к примеру, один из самых авторитетных современных историков христианства Борис Деревенский.

Так что, по всей видимости, вопрос о том, каким был первоначальный текст этого свидетельства Флавия, остается открытым. Но вот то, что он не был таким, каким мы его читаем сегодня во всех изданиях «Иудейских древностей», почти однозначно.

* * *

Еще одним «свидетельством Флавия» считается упоминание Христа в связи с его братом Иаковом: «Анан же младший, о назначении которого (первосвященником. — П. Л.) мы только что упомянули, имел крутой и весьма неспокойный характер; он принадлежал к партии саддукеев, которые, как мы уже говорили, отличались в судах особенною жестокостью. Будучи таким человеком, Анан полагал, что вследствие смерти Феста и неприбытия пока еще Альбина наступил удобный момент (для удовлетворения своей суровости). Поэтому он собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие [тогда] в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно. Они тайно послали к царю с просьбою запретить Анану подобные мероприятия на будущее время и указали на то, что и теперь он поступил неправильно. Некоторые из них даже выехали навстречу Альбину, ехавшему из Александрии, и объяснили ему, что Анан не имел права, помимо его разрешения, созывать синедрион. Альбин разделил их мнение на этот счет и написал Анану гневное письмо с угрозою наказать его. Ввиду этого царь Агриппа лишил Анана первосвященства уже три месяца спустя после его назначения и поставил на его место Иисуса, сына Дамнея» (ИВ, 2:20:9:1).

И снова у нас имеется три мнения.

Согласно первому, речь однозначно идет об одном из четырех родных братьев Иисуса Христа Иакове, епископе Иерусалимском, казненном в 62 году. По второму, этот фрагмент — поздняя вставка. По третьей версии, фрагмент и в самом деле был, а переписчик добавил лишь слова об Иисусе, чтобы «читателям было понятно, о каком Иакове идет речь», — хотя, возможно, речь шла о совсем другом Иакове.

Наиболее взвешенным представляется снова мнение Б. Деревенского: «В принципе нельзя исключить того, что казненный по приговору синедриона в 62 г. Иаков на самом деле был тем самым праведным Иаковом, который известен в Церкви как „брат Господень“, хотя, согласно христианским преданиям, он не был побит камнями, а сброшен книжниками и фарисеями с „крыла храма“, с того самого, откуда, согласно Евангелиям, дьявол искушал броситься Иисуса (Евсевий Кесарийский. Церковная история, II 23.11–18). Впрочем, это обстоятельство ничуть не мешало христианам видеть во Флавиевом Иакове все того же „брата Господня“ и даже объединить обе версии его гибели. Со временем стали рассказывать, что враги сначала сбросили Иакова с „крыла храма“, а затем побили его камнями. В свете этого можно предположить также следующее. В данном отрывке Иосиф Флавий упомянул Иакова и как-то представил (определил) его. Со своей стороны христианский копиист, идентифицировав Иакова как „брата Господня“, нашел авторское определение неадекватным и заменил его собственной фразой, сложенной на основе Мф 1:16 и 27:17. Так в рукописи появилось указание на Христа. Подобного рода операции не были редкостью у переписчиков»[80].

Наконец, еще одним «свидетельством Иосифа» считаются широко цитируемые как в христианской, так и в религиоведческой литературе фрагменты из так называемой «славянской версии» «Иудейской войны».

Дело в том, что сочинения Иосифа были необычайно популярны у православных священников Киевской Руси, и первый перевод его «Иудейской войны», вероятно, был сделан еще в 1100 году, то есть достаточно быстро после принятия христианства. Но перевод этот был изначально весьма вольный, а затем на протяжении столетий, очевидно, пополнялся все новыми вставками. В результате, если в греческом тексте «Иудейской войны» вообще нет упоминания об Иисусе, то в тексте на древнерусском ему посвящен довольно пространный фрагмент. В связи с этим даже была выдвинута версия о