она пристала к нему ещё на улице, израсходовала уйму времени на приворот, а потом он пошёл не в ресторан, а она уже вложилась временем и отчаянно шла до конца. Я был на две головы выше его, плечи в два раза шире, одет намного приятней ну и на лицо всё-таки поближе. В макдаке на красной площади столики очень-очень близко друг к дружке по всем понятным причинам. Я сидел прямо напротив них полчаса минимум точно. Эта распутная женщина меня даже не заметила.

Отстажировавшись недели две пришёл кульминационный момент моей одиночной ночной смены в этом хосписе. Хозяин являлся суперзанятым мужчиной, ему помогала какая-то тётка бизнес-партнёр, которая часто приезжала и контролировала всё, и проверяла и учила.

Всё шло хоть куда и спокойно, пока посреди ночи не завалилась группа кавказцев. До этого они звонили. Я по неопытности сообщил им неверную информацию о тарифах и местах. Они сидели на диване и не уходили. Я вкрячился. Позвонил хозяину, объяснил ситуацию, а он крайне раздражённо велел мне самому разобраться и избавиться от них. Я решительно настаивал на том, что я ничего не могу поделать, хоспис был утыкан камерами. У них просто не хватало денег на нужный вариант, а всё отнекивался. Один из них рыкнул, что я повторяю одно и то же, как робот, а что мне нужно было послать их куда подальше.

Они просидели со мной адский час если не больше. Наконец, один из них предложил наилучшее решение конфликта. Я охотно согласился и без колебания возместил им ущерб в размере поездки такси. Вытащил из кассы двести рублей и вручил, потому что я был виноват во всём этом.

Они благополучно удалились. Я осел на стул, перевёл дух, сбегал к себе в комнату, вытащил из куртки две сотки и вложил в кассу недосдачу.

Утром хозяин отвёл меня в отдельную комнату и показал видеозапись трагического инцидента, весь разговор с ребятами и момент передачи. Я изумился и спросил, что было не так, если я сам солидно ошибся, не мог уйти от кассы в дальнюю комнату, чтобы принести им эти несчастные двести рублей, что они израсходовали на приезд.

Этот человек, что мило мне улыбался, пророчил мне всё самое лучшее, обвинил меня в краже денег из его кассы. Он велел мне как можно быстрее собрать манатки и убираться прочь. Когда я уходил я уместно напомнил, что отработал две недели. Он хладнокровно мне изрёк, что я ничего не заслужил в этой жизни.

Эта женщина, его бизнес-партнёр, мы очень близко сдружились с ней за это короткое время. Она на меня даже не посмотрела, сидела довольная в телефоне.

Кто никогда не взлетал, тот и не упадёт. А москвичи и вправду оказались совершенно исключительными подонками и поганью. Сколько бы они там ни зарабатывали, хоть миллионами в день, говном родились — говном и подохнут. Москва — обитель худа и лиха, скверны человеческого организма. Скопище самых подлых и изворотливых со всего снг. При слове москвич или москвичка у меня с тех пор рисуется нечто гадкое, то, что нужно чураться, то, с чем нельзя сближаться.

Уезжать ни с чем было очень неприятно. Я энергично принялся искать самую конченую шабашку куда берут таких обиженных местом и временем чудовищ вроде меня.

С двумя молодыми девушками белорусками послали в убитый городок на востоке Подмосковья. Они должны были стать стикеровщиками, а я просто грузчиком на крупный склад какого-то косметического говна. Нам купили автобусный билет в один конец и написали адрес съёмных квартир для жен и муж. Я прождал у подъезда часа три до позднего вечера пока не пришли мои вероятные соседи. Мы ввалились в убитую в хлам квартиру, насквозь прокуренную с развороченными и изогнутыми двухъярусными кроватями. Это были такие затасканные бичи: одна женщина лет под сорок и трое мужчин. Они работали там уже почти год, выглядели, как онкологические больные на последней стадии. Они непрерывно талдычили мне, что не надо их опасаться будто чуяли, что происходит.

Со стен свисали экстремально грязные обшарпанные обои, а под ними водились маленькие, но очень пронырливые жучки. Мужчина, что курил прямо в спальне сигарету за сигаретой убедительно показал мне искусанную клопами спину.

Я умывался в уборной и любовался на себя в зеркале. Закрыл глаза и закрыл мокрое лицо дворнями. Всё это было лишь недолгим сном… Пустым… Бессмысленным… Ко всему этому привело лишь только одно моё полное нежелание. Каждое высказанное вслух слово давалось с огромным трудом. Любая работа, предполагающая общение заделалась совсем неприемлемой. Тем не менее я лёг на нечто подобное кровати в одежде, чтобы дожить до рассвета и выйти вместе со всеми моими новыми друзьями. У меня в башке засел силитёр и трахал моё Я.

Утром мы пошли в разные стороны: они на склад, а я на остановку назад в Москву.

Перекантовавшись в самых дешёвых столичных хосписах, я снова адресовался в ту же самую контору, что отправила меня в Клин. Я был согласен на любое направление. Меня откомандировали в Калугу, тоже купили билет и дали номер управленца. На этот раз всё было поцивильней: хоспис в центре города и контингент не такой угашенный. Отступать было уже некуда. Я подписался на вахту в шестьдесят дней.

Утром нас повезли на место осуществления гиперактивной деятельности. Это был склад огромного количества товаров всех видов и конфигураций. Всё, что нужно было сделать — это максимально быстро пикнуть сканером необходимое количество, свалить всё в корзину, прикатить на телеге всё это собранное барахло и пустить по ленте, дальше другие разберутся. Я нашёл чью-то брошенную форму на своей койке, нарядился и попросил не вычитать из будущей зарплаты её стоимость. Приятным сюрпризом был очень вкусный и плотный обед. Основной массой рабочих являлись выходцы из бывших советских республик.

Первые дни шло ознакомление: что можно, а что нельзя, упаковка стекла, штрафы за нарушения. Самым страшным было если тебя поймают во время скоростного поедания товара. Тебя выдворяли за пределы производства, ты сразу там никогда не работал, тебе ничего не выплачивали, а с фирмы сдирали добротный штраф в несколько десятков тысяч. Я ничего даже не подписал, ни договора, ни материальной ответственности, ничего. Мы были там просто беззащитными биороботами. Они могли вполне вообще ничего не платить. Столько пищевых продуктов, а ни у кого ни намёка на что-то типа санкнижки. Главным было как можно стремительнее отыскать и схватить нужное. Время — деньги в этом месте