— Да, госпожа.

Я невольно сделал шаг назад и покосился на блондинку, которая уже успела подняться со своего места.

— Засунь ему кулак в задницу и вытащи оттуда всё, что там найдёшь. — усмехнулась демоница и опёрлась бедром на стол, с усмешкой поглядывая в мою сторону.

— Да, госпожа.

Сказать, что я охренел, это ничего не сказать. В голове разом вспыхнуло миллион мыслей, начиная тем, что делать, и заканчивая самоликвидацией из комнаты путём выхода в окно.

— В смысле⁈ Да… За что⁈ Я же ничего ещё не сделал! Госпожа Хелена!

Эвелин как раз закончила с натягиванием перчатки на кулак, так что я вполне мог представить, как это будет происходить со мной, но самое страшное — в глазах блондинки читалась полная готовность выполнить этот приказ. Сказать, что у меня сжалось очко в этот момент, это ничего не сказать. Сердце удар пропустило, когда эта белокурая дрянь оказалась в метре от меня.

— Эвелин… — внезапно подняла руку Хелена. — Отставить.

Я сглотнул, глядя, как блондинка, выждав, двинулась обратно в угол комнаты.

— Х-хорошие у вас шутки, госпожа.

Хелена покрутила вино в бокале, чуть пригубила, а затем прошла к своему креслу.

— Ты начал бояться, Хью. Это хорошо. Это правильно. Теперь ты вздрагиваешь, стоит мне только произнести имя своей хранительницы. По твоей тощей спине начинают бегать мурашки, учащается пульс, а кожа становится влажной. — Она снова замолчала, продолжив любоваться вином. — Знаешь, сколько рабов прошло через наши руки, Хью?

— Никак нет, госпожа.

— Много… Очень много. И такой взгляд, как у тебя, отнюдь не редкость. Мы пытались его лечить по-разному, но самым эффективным методом оказались боль и страх перед этой болью.

— То есть вы пытаетесь выбить ненависть к себе страхом и насилием? Не думали, что ваша жестокость и желание причинить кому-то вред породит ещё больше ненависти и неприязни? Очень странный способ заручится преданностью.

— Хочешь сказать, что он нерабочий? Хочешь сказать, что не боишься меня? — усмехнулась демоница.

— Боюсь. Трудно не бояться, когда тебе ломают кости при любом удобном случае, но…

Хелена отмахнулась, оборвав меня.

— Но ты убьешь меня, как только у тебя подвернётся такая возможность. Да-да, проходили. Мне очень не хочется тебя калечить, Хью, но пока я не увижу в твоём взгляде покорность, о спокойной жизни можешь забыть. Либо ты прогибаешься сам, либо в процессе. Сколько раз Эвелин ломала тебе ноги? Два? Может, три? А тебе уже страшно. Представь, что из-за твоей бессмысленной упёртости это произойдёт ещё пятьдесят раз или… сто. Но самое главное, что твоё сопротивление не имеет никакого смысла. Твоя гордость ни к чему не приведёт, а непослушание доставит только ещё больше проблем. И для чего? Чего ты хочешь добиться? Однако сегодня у тебя счастливый день, Хью. Предлагаю узнать друг друга получше. Возможно, это поможет тебе понять меня и быстрее принять как своего хозяина. — На последнем слове она довольно улыбнулась и снова пригубила бокал. — Эвелин… Ха-ха, Хью, спокойно, расслабься, она не только кости ломать умеет. — Рассмеялась Хелена, заметив, как я напрягся, услышав имя белобрысой гадины. Однако вместо побоев демоница попросила подать для меня стул, расположив мою тушку так, чтобы мы сидели вполоборота друг к другу, а между нами располагался небольшой столик с бокалами.

— К сожалению, продолжение сказки о пергаменте смерти мы сегодня не услышим. Мне бы хотелось узнать полную и правдивую историю о том, как ты получил своё имя, Хью. Думаю, темой сегодняшнего вечера станут наши имена. Как на это смотришь?

Я покосился сперва на бокал, а затем на Хелену. Демоница чувствовала себя расслабленной, постоянно улыбалась, жестикулировала и всем своим видом показывала, что она хозяйка положения, а я тупая бестолочь, которой выпала честь оказаться с ней в одной комнате и за одним столом. Радуйся, бес, до тебя снизошли.

Тьфу, блин.

— Прошу прощения, госпожа, но… — хотел сказать «я не думаю», но осёкся. Догадываюсь, что она скажет на этот счёт. — Как мне кажется, вам не будет интересна моя история.

— О, позволь я сама решу, что для меня будет интересно. — А, ну да… Сказал по-другому, но результат получил тот же. — Если поведаешь всё без утайки, то я, так и быть, расскажу свою историю. Но прежде…

«Да иди ты нахер со своими историями!»

Демоница неожиданно встала с кресла и подошла к тому самому окну, через которое я обычно выходил из её поместья.

— Мавика!

— Д-да, госпожа! А-а-а я тут это… — неожиданно послышался растерянный голос близняшки с улицы.

— Перестань здесь слоняться и займись делом. — скомандовала Хелена холодным тоном.

— Ам… Как пожелаете, госпожа!

«То есть… Мавика была уверена, что меня опять выкинут в форточку, и ждала, чтобы подобрать и вылечить… Это, наверное, даже мило…»

— Что ж, Хью, можешь начинать. — Хелена уселась обратно в своё кресло. — Однако сперва выпей вина, оно позволит тебе расслабиться.

— Я не пью, госпожа. — чуть помедлив, ответил.

— А это была не просьба. Пей и начинай. Но учти, что стоит мне поймать тебя на лжи, как Эвелин тут же выполнит мой первый приказ. Тот самый, который ты услышал, когда только вошёл в комнату. А потом ты полетишь в окно. Разумеется.

Ладно, попробуем твою бурду, госпожа драть-тебя-в-ухо-Хелена.

Я поднёс бокал к носу и под пристальным взглядом демоницы сперва принюхался. Пахло вроде ничё так. Отец с матерью иногда просили Риту принести из погреба бутылку какого-нибудь старого вина урожая, когда бабка родила. Они потом разливали его по огромным бокалам, бултыхали, нюхали, пили и восхищались насыщенным вкусом. Говорили про какой-то букет. Совру, если скажу, что не хотел попробовать, что там за вкус такой, но мне не разрешали. И кто бы мог подумать, что свой первый бокал я попробую именно в аду.

Однако.

Хелена громко рассмеялась, увидев моё перекошенное лицо, которое сейчас напоминало те самые жуткие маски, за которыми прятали свои лица самураи. Какой там, нахрен, букет⁈ Зачем люди… да и демоны это вообще пьют⁈ Вы в курсе, что обычный томатный сок намного вкуснее⁈

«Буэх! Какая дря-я-янь! Какой ужас! Фу, блин!»

Решив не затягивать с этой экзекуцией, быстро выпил всё до последней капли. Обратил внимание, как противная горечь во рту превращается в приятное тепло, когда