Берхард стоял в проеме двери, расстегивая пиджак, чтобы повесить на плечики. Внезапно у него за спиной из темноты прорисовалась фигура человека. В тот же момент раздалась команда:

— Хенде хох! Кайне бевегунг!

Как ни странно, Берхард не дернулся — всего лишь повернул голову в сторону говорившего. Анне-Лиза щелкнула выключателем настольной лампы на столике рядом с креслом, и комната осветилась мягким светом. Шторы на окнах были плотно задернуты.

За спиной у Берхарда стоял внушительных размеров парень с пистолетом в руке. Анне-Лиза знала его. Это был Семен, входивший в Колину группу. Он был прекрасным борцом и боксером, силой обладал немеряной, а натренированная подвижность часто спасала его в минуты смертельной опасности.

В комнате были еще трое крепких молодых мужчин. Один стоял, напружинившись, готовый в любой момент прийти на помощь Семену, второй, в короткой кожаной куртке, сжимал в руке пистолет. Николай сидел на стуле рядом с креслом, в котором расположилась Анне-Лиза.

Берхард медленно стал поднимать полусогнутые руки. Когда пальцы его рук поднялись до уровня плеч, он развернув ладони, показывая, что в руках ничего нет. Все происходило в полной тишине. Никаких вопросов — немец неотрывно смотрел на Анне-Лизу и мягко улыбался.

— Еще улыбается, — сквозь зубы процедил Николай и кивнул одному из своих помощников. Тот достал наручники и сделал шаг в сторону Берхарда.

Берхард перевел на него взгляд и вытянул руки на уровне груди, словно добровольно соглашался быть скованным железными браслетами. При этом он совсем немного качнулся вперед. Стоявший за ним здоровяк тут же подался за ним, и в этот момент произошло что-то необъяснимое. Семен глухо вскрикнул и каким-то непонятным образом оказался развернут вбок и практически брошен на парня в куртке. Второй мужчина хотел было ударить немца наручниками, но, получив удар по причинному месту, с глухим воем стал оседать на пол, а в следующее мгновение от сильного удара ногой отлетел в сторону Николая, помешав тому что-либо предпринять.

Анне-Лиза словно загипнотизированная смотрела на происходящее. Вмешаться она никак не могла, к тому же все происходило неимоверно быстро. Берхард выскочил в коридор, нажал на панель, шагнул в образовавшийся проем, и панель с легким стуком мгновенно встала на прежнее место. Были слышны торопливые шаги, раздался непонятный механический шум, затем глухой хлопок, и все стихло.

Николай рванулся к панели, но, поняв, что она блокирована, зло выругался.

Так как бежать на улицу в надежде поймать Берхарда было бессмысленно, группа, разделившись, начала осматривать большую квартиру. Когда Николай заглянул в кабинет Берхарда, он застал там Анне-Лизу. Она безучастно сидела за столом, глядя в одну точку. Николай подошел к сейфу и осторожно потянул за ручку. Дверца поддалась, но кроме связки ключей там ничего не было. Николай удивленно повернулся к Анне-Лизе и только теперь заметил, что на столе аккуратно были сложены папки.

— Что это? — недоумевая, спросил он.

— Это копии наиболее важных документов по основным разработкам, — тихо ответила девушка, уронила голову на руки и горько зарыдала.

Переход через линию фронта прошел без осложнений. Потом была муторная череда отчетов, объяснений, упреков, как же без них. Материалы из папок оказались очень ценными, но неудача с захватом Борга еще долго аукалась Сашеньке и ее товарищам.

А война продолжалась по своим законам. Переломный 1943 год вносил весомые коррективы в ситуацию на фронтах. Александра получила новое задание, потом еще одно. Новые риски, новые успехи и новые потери не оставляли времени для того, чтобы по полочкам разложить случившееся. Но внутренняя боль так и осталась, как и обида, занозой сидящая в сердце. Ночами Сашенька пыталась ответить на многие несостыкующиеся вопросы — и не могла. А потом просто запретила себе думать об этом.

Звонкая тишина победного мая 1945 года оглушила всех, кто уцелел. Для кого-то она означала завершение карьеры и необходимость найти себя в гражданской жизни, для других открыла путь к развитию профессиональной карьеры в условиях послевоенной жизни. Мир учился жить после окончания второй в этом веке глобальной войны, потрясшей цивилизацию и унесшей многие десятки миллионов человеческих жизней.

Праздновать День Победы после 1945 года стали только в 1965 году, а до этого, начиная с 1947 года, 9 мая был обычным рабочим днем. Но потом все же спохватились — ведь это один из главных дней в истории нашей страны.

…В мае 1972 года Александра Ивановна вместе с супругом собирались на Красную площадь, чтобы с трибуны почетных гостей посмотреть парад, а потом встретиться с боевыми товарищами, вспомнить тяжелое для страны время, поднять чарочку за тех, кто не дожил до победы или ушел из жизни после войны от полученных ранений; хотелось также порадоваться успехам живых, рассказать о семьях, детях и внуках, да и просто посмотреть на своих боевых друзей.

Собираться на парад Александре Ивановне и ее мужу, летчику-генералу, помогали дочь и сын. Дочь наглаживала парадные мундиры родителей, а сын, 25-летний офицер, проверял, все ли ордена и медали на месте.

— Давай, давай, старлей, старайся, это тебе не контрразведывательное обеспечение с карандашом и блокнотом, — шутливо шлепнув сына по объекту воспитания, проговорил отец.

— Слушаюсь, товарищ генерал-майор авиации! — отрапортовал молодой человек и повернулся к вошедшей в комнату матери. — Авиация опять подтрунивает над нами, мама!

Александра Ивановна, притворно насупившись, посмотрела на мужа.

— Ты что это мальчонку забижаешь? А еще Герой Советского Союза. Придется принять строгие воспитательные меры. Света! — посмотрела она на дочь. — За неуставное поведение лишаем товарища генерала сладкого на вечерних застольных учениях!

Девушка подошла к отцу, обняла его и озорно проговорила:

— Нетушки. Вы с Борькой опять на нас с папкой нападаете, а у нас свое налетанное семейно-авиационное звено. И я, как ведомый в паре, своего ведущего не брошу, хоть в бою, хоть в мирной жизни. Все сладкое распределяется строго по табелю, товарищи чекисты. Хватит уже худеньких обижать.

Все рассмеялись.

— Это ты у нас, Светик, худенькая, а папуля мозольку уже наел. После войны — да, был стройным как тростиночка, — засмеялась Александра Ивановна, похлопала мужа по брюшку и нежно поцеловала в щеку.

— Ты, Сашенька, просто не понимаешь, что генеральский мундир отшивают по стандартным лекалам, и я должен им соответствовать, а то в армии порядка не будет, — не остался в долгу отец семейства.

Стоя в прихожей перед зеркалом и осматривая себя, мать и отец подтянулись и даже стали казаться моложе. Дети с гордостью любовались ими.

— Товарищи генералы, разрешите доложить! К вашему возвращению с командой гостей стол будет накрыт! — отрапортовал родителям сын.