Несмотря на тепло, исходящее от камина, мне холодно.

Я не осознаю, что собираюсь говорить, до тех пор, пока слова сами не слетают с моих губ, как могла бы случайно выскочить из руки граната.

– Кто ты?

Майкл ставит бокал с вином на стол. От изумления его брови подскакивают вверх.

– Майкл О’Брайен?

– Это твое имя. Но кто ты на самом деле?

Он снова улыбается, чуть кривит верхнюю губу:

– И меня об этом спрашивает королева двуличия.

Я замираю:

– Это ты обо мне? Что ты имеешь в виду?

– Вся твоя карьера состояла в распространении лжи. На потребу публики красивый фасад, а под ним неведомо что. Продажа жизни, которой на самом деле нет. Тебе не кажется, что это ложь?

– Это никому не приносит вреда! (Или приносит?)

Майкл пожимает плечами и садится на табурет. Бокал с вином он ставит на мраморную столешницу. Слышится тихий звон. Майкл вертит бокал до тех пор, пока вино едва не выливается через край.

– Как хочешь, так и думай. А я не согласен. Ты получала прибыль от мифической версии себя, ты внушала людям недостижимые мечты, вызывала у полумиллиона своих последовательниц комплексы неполноценности и обрекала их на лечение от синдрома упущенной выгоды[120]. Ты – торговка, моя милая. Как и все такие, как ты.

У меня такое чувство, будто мне голову набили ватой. Просто с ума сойти, как он спокоен! Пытается меня смутить, и это ему удается.

Что я говорю?! Я боюсь разозлить Майкла. Я не забыла, как страшно было смотреть на него, когда он сжимал в руке кочергу, как он распсиховался, когда я объявила ему, что не так богата, как он думал. Здесь, в кухне, есть ножи, есть тяжелые чугунные сковороды и горящие поленья в камине и еще много разных опасных вещей. Я не хочу грандиозного скандала. Я просто хочу, чтобы Майкл ушел.

Я предпринимаю еще одну попытку:

– Послушай, я просто думала… – Потише, осторожнее. Я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно мягче и неувереннее. Насчет неуверенности – это как раз не так уж сложно. – Вправду ли у нас получается? В смысле – жить вместе?

Майкл снова принимается крутить бокал на столешнице. Бокал пьяно раскачивается. Того и гляди упадет и разобьется. Я уже готова броситься к Майклу и схватить бокал, как он вдруг придерживает ножку пальцем и останавливает вращение:

– Что? Ты разве несчастлива?

– Я просто думала…

Я бросаю взгляд на часы над дверью. Всего пять часов вечера, а за кухонными окнами не видно ничего – только тьма. Даже озера не разглядеть, даже падающего снега. Толстые каменные стены дома поглощают все звуки снежной бури. В кухне такая тишина, что я слышу даже жужжание индикаторной лампочки на плите.

– Я просто подумала: может быть, нам стоит на какое-то время отдалиться друг от друга? Наши отношения сложились невероятно быстро и при таких гнетущих обстоятельствах. Может быть, мы не успели понять, что…

Майкл прерывает меня:

– Ты просто подумала. Вот как. А я думаю вот что: может быть, ты всегда несчастна, а? И еще я думаю, что твои проблемы связаны не со мной. Они связаны с тем, что у тебя в голове творится. – Он выразительно стучит кончиком пальца по виску. – На самом деле ты не хочешь, чтобы я уходил. Ты просто не в состоянии поверить в то, что не заслуживаешь одиночества. И я никуда не уйду, потому что знаю: ты об этом пожалеешь. Я не позволю, чтобы твои сомнения в себе диктовали, какими должны быть наши отношения. – Майкл ведет рукой по мраморной столешнице. Его рука повернута ладонью вверх. Он словно бы ждет, что я протяну к нему руку. – Это ради тебя, Ванесса. Ты станешь так одинока, если я уйду. Ты возненавидишь себя, отказавшись от того, что у нас было. Я – единственный из живущих людей, кто действительно видит тебя.

Я стою, не в силах сдвинуться с места, и обдумываю его слова. Потому что… о, да, он прав. Он действительно видит меня, он всегда меня видел. Я поверила, что он полюбил меня невзирая на все мои недостатки (или из-за них!), но теперь-то я хорошо понимаю, что на самом деле он увидел мои слабости, которые затем смог умело эксплуатировать. А я из-за этого себя ненавижу еще сильнее. Он не любит тебя, потому что тебя любить невозможно. Просто-напросто он только тем и занимался, что пытался тебя обмануть.

Но он стоит около стола и пронзительно смотрит на меня голубыми глазами – ну просто воплощение участия и заботы.

Майкл обходит кухонный островок и останавливается передо мной:

– Я могу сделать тебя счастливой, Ванесса. Тебе только нужно позволить мне сделать это. Ты должна просто перестать сомневаться во мне.

Он протягивает руку и сжимает в пальцах бегунок «молнии» на моей парке. Похоже, хочет притянуть меня к себе. И на краткий миг мне кажется, что это и есть путь наименьшего сопротивления – просто прижаться к нему, и будь что будет! Отказаться от моего главенства, принять собственную слабость и дать Майклу взять управление на себя. Ведь он – отец ребенка, растущего внутри меня. Разве не проще будет растить малыша вместе с ним, вместо того чтобы пытаться все делать самой? Попробовать перевоспитать Майкла, чтобы мы стали настоящей семьей? Продолжать купаться в теплой лжи удобства?

Я могла бы попросту дать ему все, что он хочет, вместо того чтобы дожидаться, что он это все у меня отберет. Да и зачем мне все это? Почему бы просто не отдать все ему и не избавиться от лишнего барахла?

Но я упираюсь руками в грудь Майкла и с силой отталкиваю его от себя.

В это самое мгновение со стороны дальней стены кухни раздается звук, который ни с чем не спутаешь. Хриплые дверные петли сопротивляются, стонет дерево, царапающее пол. Только что кто-то открыл одну из дверей, ведущих в кухню. Мы с Майклом одновременно оборачиваемся и смотрим на самую дальнюю дверь, за которой находится игровая комната. Этой дверью почти никогда не пользуются…

На пороге стоит Нина. Ее джинсы мокрые до колен, щеки покраснели на морозе, мешковатая парка темная от снега. В одной руке она держит один из дуэльных пистолетов, снятый со стены в игровой комнате. Пистолет нацелен в нашу сторону, хотя я не могу с точностью понять, в кого именно целится Нина – в Майкла или в меня.

У меня подкашиваются колени, пол уходит из-под ног. Последняя мысль: «Ну, вот и все. Наконец».

– Не трать время напрасно, – говорит Нина Майклу. – Она знает. Она все знает про тебя.

Мы ведь не родимся чудовищами, верно? Разве при рождении мы все не наделены потенциалом, возможностью стать хорошими людьми или плохими или просто превратиться в нечто туманное между этими двумя крайностями? Но жизнь и обстоятельства делают свое дело с тем, что предначертано в наших генах. Наше плохое поведение вознаграждается, наши слабости остаются безнаказанными, мы вдохновляемся идеалами, достичь которых невозможно. Будучи не в силах добраться до этих целей, мы становимся все более злобными. Мы смотрим на мир, мы оцениваем себя внутри него и все более и более застреваем на месте.