Мы превращаемся в чудовищ, даже не осознавая этого.

Вот как это происходит, когда ты просыпаешься, а тебе двадцать восемь лет и в руках у тебя пистолет. И ты гадаешь, где же кнопка перемотки – той перемотки, которая может вернуть тебя к самому началу, чтобы все попробовать сделать заново, – и вдруг тебе действительно суждено совсем другое?..

У противоположной стены кухни Ванесса и Лахлэн замерли в неподвижности. Они всего в нескольких футах друг от друга, и у обоих губы безмолвно раскрыты в форме буквы «О».

– Она знает, – говорю я Лахлэну. – Она все знает про тебя.

Лахлэн отводит глаза от Ванессы и смотрит на меня. Пожалуй, впервые в жизни я вижу в его глазах настоящее удивление.

– Откуда ты взялась?

– Из тюрьмы, – отвечаю я.

Брови Майкла сходятся на переносице. Просто пародия на смятение.

– Вот как?

Пару секунд он молчит, а потом хохочет:

– Сильно сказано. Ну и как же ты оттуда выбралась?

– С помощью выплаты залога, естественно.

Майкл что-то просчитывает в уме и явно не понимает, в чем дело.

– Твоя мать это сделала?

– Нет. – Я указываю дулом пистолета на Ванессу. Между прочим, сделать это не так-то просто. Пистолетик, украшенный золотыми пластинами и драгоценными камнями, весит не меньше десяти фунтов, и держать его вспотевшими руками тяжело. – Это она разыскала меня и вытащила из-за решетки.

– Да? – Майкл резко поворачивается к Ванессе. – Вот это да, мать твою… Никак не ожидал, что ты на такое способна.

А я не понимаю, ко мне относятся его слова или к ней. Возможно, к нам обеим, если задуматься. Ирландский акцент Майкла, который, как мне теперь известно, тоже фальшивка, действует мне на нервы.

Лахлэн – нет, Майкл, напоминаю я себе – шарахается назад от Ванессы. И тут мне приходится сделать выбор – кого держать под прицелом? И я замечаю облегчение во взгляде Майкла, когда он видит, что дуло пистолета нацелено на Ванессу. На нашу изначальную жертву. На привилегированную принцессу, которую мы вместе с Майклом решили ограбить и ради этого явились сюда. Я вижу, как его взгляд перескакивает с меня на нее, но затем он вперивает глаза в меня и едва заметно усмехается. Явно решил снова записать меня в союзницы, чтобы я ему опять поверила. И в этот момент только на это я и могу уповать.

Я смотрю на Ванессу, держа ее на мушке. Она дрожит и нервно смотрит на меня. В ее глазах вопросительные знаки. Я призываю к себе все годы ненависти к Либлингам, даю им всплыть на поверхность. «Кто ты такая?» Я пристально смотрю на Ванессу. Она втягивает голову в плечи, и очень скоро от нее остаются только глаза – две зеленые лужицы страха. Того и гляди прольются на пол.

Когда я перевожу взгляд на Майкла, он мне улыбается. Это выжидательная улыбка, натянутая и фальшивая. Он ждет, что я покажу свои козыри.

– Она знает, – повторяю я. – Она знает, что мы с тобой задумали. Она знает, что ты не тот, кем притворяешься.

Майкл даже не смотрит на Ванессу. Она для него будто бы перестала существовать.

– Ладно. Давай поговорим. Что ты замыслила, Нина? И зачем вернулась сюда? Почему бы тебе попросту не смыться в Мексику, пока есть такая возможность?

– С обвинением в мошенничестве и краже в особо крупных размерах? Далеко ли я смоюсь? И кстати говоря, мне нужны деньги. Куча денег, чтобы заплатить хорошему адвокату для ведения дела в суде. А все из-за тебя, мой милый. Большое тебе спасибо.

– Давай без обид, ладно? – Майкл улыбается, демонстрируя чуть ли не все свои зубы. Я вижу, что он напряжен. – Просто я увидел перспективу получше. Ты всегда мыслила слишком мелко. Вечно переживала, как бы не взять слишком много. Для меня это больше не годится. Мы с тобой пробежали свою дистанцию, или тебе так не кажется?

Ванесса начала медленно пятиться назад, крошечными шажками. Она занесла руку за спину – видимо, ищет дверную ручку.

– А ну сядь вот тут! – рявкаю я на нее и указываю пистолетом на стол, стоящий у противоположной стены.

Ванесса таращит глаза, но идет и садится, куда приказано, как послушный домашний зверек.

– Уговор будет такой. Всем, что ты собрался содрать с нее, – я указываю на Ванессу, – поделишься со мной. Иначе я иду в полицию. Уверена: они с радостью пойдут со мной на сделку, если я тебя сдам. Ты рыбка покрупнее меня.

– Нина, ну что ты, ей-богу… – Майкл опускает глаза и словно бы снимает невидимую соринку с кашемирового свитера. – Конечно, конечно. Поделимся. Но только вот беда – ты вломилась и все испортила, верно? Что же мне делать теперь? Ты сама сказала: она все знает. К тому же, как выяснилось, никаких денег у нее нет.

– У меня есть деньги, – негромко возражает Ванесса.

Пряди волос вылезли у нее из хвостика и занавесили лицо, так что я не вижу его выражения. Она сидит, твердо положив руки на стол, словно пытаясь уцепиться за это место.

Майкл поворачивается к ней, презрительно скаля зубы:

– У тебя только этот здоровенный домина. И всякое старье. Это не деньги.

– Раз так, заберем антиквариат, – говорю я Майклу. – Придумаем, как все это сбыть.

Но Ванесса качает головой и смотрит на меня из-под занавеса волос:

– Нет, есть. У меня есть наличные. Много наличных. Не меньше миллиона. И драгоценности, мамины украшения. Они еще больше стоят. Я вам все это отдам, если только вы уйдете. Оба.

Майкл в растерянности:

– И где все это?

– В сейфе.

Майкл вскидывает руки:

– Любовь моя, ты ужасная лгунья.

– Сейф оказался пуст, – замечаю я. – Я туда заглядывала. Ванесса с такой силой давит руками на крышку стола, что ее пальцы белеют. Белки глаз у нее порозовели, она в слезах.

– Я не про сейф в кабинете говорю. А про сейф на яхте.

– На яхте? На какой еще, к черту, яхте?

– На яхте моей матери. Яхта в сухом доке. В лодочном сарае.

– За каким… зачем вообще ставить сейф на яхте?

– На яхтах всегда есть сейфы. Ты разве на яхте никогда не бывал? – Ванесса немного выпрямляет спину и почти возмущенно расправляет плечи. – Где же еще хранить ценности, совершая круиз вокруг Сан-Тропе?

Майкл косит глаза на меня в поисках поддержки.

– Тахо – это никак не Сан-Тропе, – цедит он сквозь зубы.

– А сейф у нас на яхте все равно есть. Вот где отец хранил ценности, потому что считал, что люди вроде вас ни за что не додумаются заглянуть туда.

Она снова говорит на манер своего отца. В ее голосе звучит холодная надменность, и из-за этого у меня противно сосет под ложечкой. Я изучаю лицо Ванессы, не врет ли, но глаза у нее не бегают, и дышит она ровно, и ничто не подсказывает, что она лжет. Она уверенно смотрит на меня и вдруг становится собранной и спокойной.