– Что ж ты так перепугался? Что естественно, то не безобразно, порой даже чувственно. Сморкаясь, и то можно ощутить экстаз! Нужно только уловить неторопливое очарование этого процесса.

– Мне пора. Хорошего вечера, главный следователь. – Бугг вскочил из-за стола и был таков.

Оставшись в одиночестве, Рукет с удовлетворенным вздохом откинулась на спинку.

– Действует безотказно, когда нужно кого-нибудь спровадить… – Она повысила голос: – Эй! Еще вина!

Со сморканием вышло чудесно. А как мастерски удалось скрыть внезапный приступ тошноты, вызванный собственными речами! Любой мужчина, который собирается варить этого, с позволения сказать, угря, заслуживает вечного целибата.

Выйдя из ресторана, Бугг проверил содержимое бесчисленных потайных карманов. Фляжка, угорь, кошачьи кости. Хороший улов. И актриса она хорошая, надо признать. Кстати, Теголу она может на самом деле приглянуться. Подумать стоит.

Он постоял еще мгновение, тихонько рассмеявшись.

Как бы то ни было, пора домой.

Тегол Беддикт смотрел на убитых горем женщин. Шанд сгорбилась за столом, ее бритая макушка как будто потускнела; Риссар улеглась на грубой скамье, словно предаваясь аскезе, рыжие волосы почти касались пола; посеревшая, усталая Хеджун развалилась на стуле и набивала трубку.

– Какая душераздирающая сцена! – вздохнул Тегол, упирая руки в бока и делая шаг вперед.

Шанд подняла осоловелый взгляд.

– А, явился…

– Что-то прием не ласковый.

– Он сбежал, – произнесла Хеджун и поморщилась, тыкая свечой в угли трехногой жаровни. – И виновата в этом Шанд!

– А ты – нет? – огрызнулась та. – Риссар тоже хороша! «О Ублала! Возьми меня на ручки! Ну, возьми!» Кто тут не сбежит!

– Так это из-за Ублалы вы пали духом? – Тегол покачал головой. – Дорогие мои, вы действительно его отпугнули. – Он помолчал и, смакуя каждое слово, прибавил: – Ни одна из вас не готова к серьезным отношениям. Налицо отвратительное равнодушное потребительство.

– Согласна, Тегол, согласна, – пробормотала Шанд. – Мы могли бы быть более… чуткими.

– Уважительными, – вставила Риссар.

– Да, – внесла свою лепту Хеджун, – как можно не уважать такой…

– Вот видите! – Тегол воздел к небу руки. – Я в отчаянии!

– Ты сам его сюда прислал, – заметила Шанд.

– В качестве телохранителя! А вы просто издевались над ним…

– Чепуха! – огрызнулась Хеджун. – Разве что самую капельку. Вполне невинно.

– Теперь придется найти вам другого телохранителя.

– О нет! – Шанд выпрямилась. – И не помышляй. Довольно.

Брови Тегола поползли вверх.

– В общем, – произнес он, – Ублала нашел ту, кому он по-настоящему небезразличен…

– Идиот! Она же мертвая! Какие у нее могут быть эмоции?

– Неправда, что-то в ней вполне способно на большое чувство. А вам пора уже успокоиться. Дела не ждут.

– Мы пытались работать с твоим списком. Половины этих компаний вовсе нет на свете, ты нас одурачил. Кстати, мы думаем, что все это – сплошное надувательство.

– Абсурд! Разумеется, я добавил в список кое-что от себя, но потому лишь, что вас нужно было срочно чем-то занять. И, между прочим, вы разбогатели, верно? Результат превзошел самые смелые ожидания, мои советы пока в точку. Акциями каких кредитных учреждений вы владеете?

– Всех крупных, – признала Шанд. – Однако не контрольным пакетом…

– Ошибаешься. Сорока процентов достаточно, а они у вас есть.

– Почему достаточно?

– Потому что у меня – двадцать. А если не у меня, то у моих агентов, включая Бугга. Мы в состоянии погрузить биржу в хаос, дамы.

Теперь они слушали внимательно. Даже Риссар села на скамье. Все взгляды сосредоточились на нем, и в этих взглядах забрезжила мысль.

– И когда? – осведомилась Хеджун.

– Это другой вопрос. Если бы вы были во вменяемом состоянии, мои ненаглядные, то уже знали бы, что Летер вступил в войну.

– С тисте эдур?

– Так точно.

– Вот и хорошо! – Шанд хлопнула кулаком по столу. – Ударить сейчас, и все разом рухнет!

– Очень возможно, – отозвался Тегол. – Но катастрофично. Неужели вы хотите, чтобы эдур сожгли Летер дотла?

– Почему нет? Здесь все насквозь порочно!

– Как бы плохо ни обстояли дела, может стать гораздо хуже. Если эдур, например, победят.

– Постой! Мы же хотели обрушить экономику! А теперь в кусты? Ты совсем спятил, если думаешь, что эдур могут взять верх без нашей помощи! Летер еще никто не побеждал и не победит. Если мы нанесем удар сейчас…

– Я понимаю, Шанд. Но я лично не убежден, что из эдур выйдут хорошие завоеватели. Повторюсь, что помешает им рубить головы или угонять летерийцев в рабство? Сровнять с землей каждый город, каждую деревню… Одно дело – обрушить экономику во имя реформ и переоценки ценностей, и совершенно другое – развязать геноцид.

– Почему же другое? – воскликнула Риссар. – Сами летери убийствами не гнушаются! Сколько тартенальских деревень сожжено? Сколько детей нереков и фараэдов поднято на штыки? Сколько угнано в рабство?

– Хочешь опуститься на их уровень? Зачем подражать самому низкому и возмутительному? Тебе отвратительно видеть младенцев на копьях, и потому ты собираешься сделать то же самое? – Тегол по очереди смотрел на женщин, но они молчали. Он запустил пятерню в волосы. – Представьте, чисто теоретически, обратную ситуацию: Летерас объявляет войну во имя свободы и, так сказать, высоких моральных устоев. Как вы отреагируете?

– С отвращением, – пробормотала Хеджун, закуривая трубку и исчезая в клубах сизого дыма.

– Почему?

– Они хотят свободы не для людей, а для своего бизнеса, который на этих людях наживается.

– А если они стремятся предотвратить геноцид и тиранию?

– Тогда тем более ни о каких моральных устоях речь не идет – у самих рыльце в пуху. Что до тирании, Летер осуждает ее, только когда она расходится с его экономическими интересами. Все их притязания на высокую мораль по определению фальшивы.

– Прекрасно, аргументы мне понятны. Вывод напрашивается только один: как ни крути, все плохо. Прошлое красноречиво, и потому к Летеру относятся с подозрением. В настоящем есть какие-то попытки доверие вернуть. И только будущее покажет, кто прав.

– Все это теория, – вздохнула Шанд. – К чему ты клонишь?

– Не все так просто, как кажется. Парадигма мышления редко меняется по чьей-то воле. Изменения рождаются из хаоса. Человек натыкается на что-то совершенно новое, и все предосудительное в его натуре готово вырваться наружу. Мы просто обязаны действовать обдуманно.