Маленький отряд миновал пояс лиственных лесов, и спускался в цветущую долину{86}, которая вела в Даюань. Изобилие диких животных предоставляло путешественникам возможность ежедневной охоты. Они уже успели повстречать тигра, барса, диких кабанов, медведей и огромных горных баранов.

У подошвы гор, дающих начало множеству речек, тянулась сплошная лента ярко-зеленых полей, лишь кое-где прерываемая неорошенными пространствами, а иногда галечными пустынями и даже песками.

Ли оглянулся. С юга долину опоясывал высокий Алайский хребет, поднимающийся на всем протяжении выше предела вечных снегов. Хребет этот из долины представлял собой величественную картину как бы тройного ряда гряд, или кулис.

С северо-востока ее замыкали горы, составлявшие южную часть западной оконечности Тянь-Шаня.

Появились первые селения, жители которых с удивлением и опаской смотрели на измученных трудной дорогой китайских солдат.

Из первых же разговоров с ними выяснилось, что армия Ли Гуан-ли уже спустилась в долину, и стала лагерем у столицы Даюани - Эрши. Слух о ее приходе молниеносно распространился по всей стране.

Но, прошло еще десять дней пути, прежде, чем маленький отряд увидел очертания большого холма, на котором расположилась крепость Эрши.

По периметру она была окружена армией Ли Гуан-ли.

Радость встречи со своими сменилась грустью, когда в ставке Ли Гуан-ли узнали о гибели почти двух третей отряда.

- Их смерть на моей совести. – Сказал главнокомандующий. - Мне не следовало отправлять вас этой дорогой. Но, что сделано, то сделано. Вы все выполнили свой долг до конца. Имена погибших завтра же будут написаны на дощечках, и дым, возносящийся к Небу, донесет до них нашу скорбь и благодарность.

Жун, сын всесильного министра Ни-цзы, встретил друзей открытой улыбкой и сломанной рукой.

- Что случилось? – Спросил Ли.

- Упал с лошади. Мы встречались с местными купцами, и они показывали нам «небесных коней». Хотел опробовать такого аргамака, и вот результат. Кони высокие, сильные и очень горячие.

- Они будут ими торговать?

- Вот этого я сказать не могу. Все зависит от того, чем закончатся переговоры с их Правителем. А тот, как я понимаю, и сам не знает, чего хочет. Одни говорят, что он хочет призвать хунну на помощь против нас. Другие, наоборот, уверяют, что он – наш сторонник, и не прочь подзаработать на караванных путях.

Дня через два командующий Ли Гуан-ли вызвал к себе Ли и Фэя.

- Я надеюсь, что горный переход забрал у вас не все силы. – Сказал он обоим друзьям. – Переговоры с Даюанью затягиваются, и мы, по-видимому, останемся здесь надолго. Я не хочу, чтобы вы оставались без дела. Через три дня в Дацинь (Древний Рим) уходит наше посольство. Вы пойдете вместе с ним.

Выйдя от Ли Гуан-ли, офицеры переглянулись. Судя по рассказам Ведича, путь в Дацинь и обратно займет еще не менее двух лет. Еще в столице Император предупреждал их о возможности участия в посольской миссии. И вот сейчас командующий решил этот вопрос бесповоротно.

Для Ли это означало, что его, и без того призрачная надежда на встречу с Ли-цин, откладывается на неопределенный срок.

- Итак, в дорогу! – Заключил Фэй.

Население Даюани в страхе ждало неприятностей. Еще свежа была память о том, как несколько лет тому назад воины Даюани изгнали небольшой, обессиленный двухтысячемильным переходом отряд Ли Гуан-ли. Все полагали, что ханьцы больше никогда не появятся в пределах страны. Даюаньский Правитель Мугуа{87} говорил:

«Хань удалена от нас, на севере угрожают им набеги хунну, на юге недостаток в траве и воде, сверх сего, по малонаселенности около дороги, части нуждаются в съестных припасах. Китайский посланник имеет при себе свиту из нескольких сот человек, и всегда терпит недостаток в пище, так что более половины людей погибает от голода. Каким же образом большое войско может дойти сюда?».

Мугуа недооценил возможности Империи Хань, и вот сейчас у дверей его дома стояла огромная, шестидесятитысячная армия. Справиться с этой армадой не представлялось возможным, и правитель Даюани приступил к переговорам.

В планы Ли Гуан-ли не входило развязывание широкомасштабной войны. Поручения, данные ему Сыном Неба, были четкими и ясными: приведение Даюани к покорности, закупка «небесных коней» и организация торгового пути в Западные страны. Войдя в цепочку государств и княжеств-посредников, лежащих на этом пути, Даюань вполне могла бы найти свой интерес и обрести политическую стабильность.

В этот день Мугуа обсуждал положение дел со своими приближенными. Они сидели полукругом, и в глазах у них сквозило беспокойство.

Мугуа, сорокалетний мужчина, могучего телосложения и весьма свирепый на вид, отличался, как это ни странно для восточного правителя, довольно мягким характером, и вполне женской особенностью сомневаться в принятых им решениях.

- Что сказали старейшины? - Обратился он к приближенным.

- Старейшины полагают, что дело следует закончить миром. Соседи нам не помогут. Разве, что Кангюй{88}. Каждый опасается за себя. Причем, переговоры нельзя затягивать. Каждый день иноземцы съедают огромное количество пищи, а своего провианта у них немного. Что будет, если они останутся здесь надолго?

- Что ты предлагаешь? Отдать им «небесных аргамаков», заплатить дань, а потом, когда они уйдут, хунну из мести разорят наши селения?

- Что будет потом – решат боги. А сейчас нам надо отправить этих людей туда, откуда они пришли. И чем скорее, тем лучше.

- А ты, что думаешь, Тагир? Надо ли закончить дело миром? – Спросил Мугуа своего полководца.

Военачальник сделал решительный жест рукой.

- Мир – дело хитрое, а силу уважают всегда. Армия чужеземцев утомлена долгим переходом, да и Эрши – неприступная крепость. Им никогда не взять ее. Уступить сейчас – значит, на долгие годы посадить их себе на шею. Кроме того, мы можем договориться с хунну. Они не откажутся от удовольствия насолить своему давнему врагу.

- Один сорняк ничем не лучше другого! В этом случае ту же самую дань мы будем платить хунну. – Заметил его сосед.

- Если мы прогоним иноземцев, нас будут уважать все. Даже хунну. – Ответил полководец.

Маятник мнений склонялся то в одну, то в другую сторону, и разговор так ничем и не окончился.

Покинув покои Мугуа, полководец подозвал к себе начальника городской стражи, и тихо сказал: