— Два проникающих ранения, одно — в брюшную полость, другое — в грудную клетку, в область сердца, — буднично констатировал Кирилл Олегович, будто за сегодняшнее утро он осмотрел целый десяток покойников. — Что еще можно сказать? Смерть наступила мгновенно. Жаль. Красивая была девушка.

— Это уж точно.

На лице патологоанатома отразилось едва заметное любопытство:

— Вам приходилось встречаться, когда она была живой?

— И не только встречаться, мне довелось ее допрашивать.

— Кто же она?

Любопытство Балашина усилилось. Подобное с ним происходило крайне редко. Иногда Шевцову казалось, что медэксперта, кроме трупов, ничего не интересует. Однако поди ж ты, не чужды самые что ни на есть человеческие эмоции.

— Она подруга Куликова.

— Ах во-от как, — протянул Кирилл Олегович и посмотрел на Крачковскую вновь, как если бы увидел ее впервые. — Красивая.

— Кстати, а где ваша практикантка?

— Сказала, что сегодня не может. Заболела. Ничего удивительного, какое девичье сердце выдержит целую кучу покойников?

Стараясь не наступать на обломки штукатурки, в комнату прошел Алексей и чуть тронул Шевцова за плечо.

— Товарищ майор, там к вам какой-то старик пришел.

— А в чем дело? — насторожился Шевцов.

— Говорит, будто бы видел, как произошел взрыв.

— Интересно. Пойдем, где он там? — повернулся Шевцов, зацепив каблуком кусок кирпича, и вышел на лесничную площадку.

Старик оказался колоритным: высокий, неимоверно худой. Длинные седые волосы белыми сосульками спадали на плечи. У каждого, кто его видел, невольно закрадывалась мысль, что он не стригся с самого рождения. Знатная была и борода: широкая, лопатой, и создавалось впечатление, что росла она от земли. От старика веяло лешими, дремучими лесами и колдовскими травами, вот сейчас распрямит спину, упрет жилистые руки в бока да начнет волховать.

Однако, вопреки ожиданию, старик заговорил без былинной вычурности.

— Это вы здесь главный? — обратился он к Шевцову.

— Пока я, — честно ответил майор. — А что вы хотели?

— Я тут свою таксу обычно по утрам выгуливаю, — с мягкой лаской в голосе сообщил старик.

Шевцов чуть заметно улыбнулся. Все-таки странно наблюдать былинного волхва в сопровождении самого обыкновенного пса. Такого старикана легче представить в каком-нибудь заснеженном языческом лесу с филином на плече, сжимающим в правой руке суковатый посох.

— Я что-нибудь не так сказал? — забеспокоился старик. При этом на его благородном лице появилась виноватая улыбка.

— Нет, что вы, — слегка смутился Шевцов. — Просто подумал о своем. Продолжайте, пожалуйста, я вас очень внимательно слушаю.

Старик заметно приободрился.

— Так вот, гуляем мы с ней. Поводок я отпустил, она у меня бегает по двору, территорию метит. У меня кобель, знаете ли, — не без достоинства произнес он. — Время раннее, от нечего делать я дома разглядываю. Смотрю, кто спит, кто не спит. Светящихся окон уже много было, народ потихонечку пробуждался. Я поднял голову, и тут как грохнет! — энергично взмахнул руками старик. — На асфальт стекла посыпались. Весь дом без окон остался. Но что мне особенно странным показалось, так это то, что машина во дворе стояла, «Жигули». Ну, такая, что с двумя дверцами. Знаете?

— «Жигули» восьмой модели, — уточнил майор Шевцов.

— Так вот, — продолжал дальше старик, воодушевленный вниманием. — Прежде я ее здесь не заметил, а они ведь у нас все на виду. Я еще до взрыва обратил внимание, что в машине кто-то сидит, но виду не подавал. И странно мне как-то было: раннее утро, а они сидят себе без дела, ни о чем не разговаривают, а только по сторонам посматривают. А когда взрыв прозвучал, они со двора уехали.

— Номер вы запомнили? — поинтересовался Шевцов больше по привычке, чем в надежде услышать утвердительный ответ.

Старик выглядел оскорбленным.

— Я же знаю, что в таком деле важна любая мелочь. А номер я запомнил сразу, как только подозрительную машину увидел. А потом, уже после взрыва, даже записал, чтобы не забыть. Где же это он у меня? — похлопал он себя по карманам. — Ах вот, нашел. — Старик вытащил из брюк смятый листок и протянул его майору. — Записал вот, а то совсем памяти не осталось… Склероз, будь он неладен!

Шевцов осторожно вытянул листок, все еще отказываясь верить в свалившуюся удачу, и, прочитав, вернулся в комнату.

Телефон был покрыт слоем белой пыли, на трубке неровные следы от пальцев — кто-то уже пытался звонить. Смахнув пыль ладонью, майор взял трубку и набрал номер.

— Это майор Шевцов говорит. За кем записана машина с номером… М… Да, да. Мария. Семьсот девяносто три… — Несколько секунд он ожидал. Глаза невольно скользнули по неподвижному телу. Теперь Крачковская была накрыта, белая запыленная простыня выполняла и роль савана, из-под которого трогательно выглядывали крохотные ступни. — Хорошо… Да… Я записываю. — Он вытащил из кармана ручку и на этом же листочке записал адрес. — Все, спасибо, — бросил он трубку на рычаг. — Ну, чего стоишь? — кивнул он сержанту, находившемуся рядом. — Сейчас едем на Волгоградский проспект, обнаружился хозяин «восьмерки».

Сев в машину, Шевцов распорядился, закрывая за собой дверцу:

— Давай в темпе, времени в обрез.

— Значит, с музыкой! — объявил Алексей и, включив сирену, выехал на проспект.

— Кто живет по этому адресу? — полюбопытствовал он чуть погодя.

— Ни за что не догадаешься! — хмыкнул майор. — Помнишь Кобылью пядь и трупы в микроавтобусе?

— Разве такое забудешь, — невесело отозвался сержант. — Полковник в те дни у личного состава все жилы вытянул. До сих пор это дело вспоминают.

— А помнишь директора, из-за которого все тогда завертелось? Ему во время аварии тачку сильно расколотили.

— Конечно, помню. Он еще свою охрану отправил разбираться.

— Так мы к нему и едем.

— Интересные дела, — присвистнул Козырев.

«Уазик», набирая скорость, стремительно врезался в поток транспорта, заставляя машины-попутчицы в страхе прижиматься к обочине.

— Подрезаешь, — вяло укорил Шевцов, — не хватало кого-нибудь зацепить.

Даже солидные «Мерседесы» шарахались от милицейского «уазика», словно плотва от разгневанной щуки. Физиономия Алексея лучилась самодовольством, очевидно, он втайне жалел, что ехать не так долго, как хотелось бы.

— Приехали, — разочарованно объявил сержант, выключая двигатель.

Петр Павлович Осянин проживал в пятиэтажном реконструированном доме и занимал двухуровневую квартиру. Здание огорожено невысокой оградой с декоративной решеткой, за которой томился крепкий охранник в пятнистой форме. Вид у него был скучающий.