— Хочу, конечно. Но и против дочек ничего не имею. Любимая, ты вышла за простолюдина, помнишь? Тебя никто не станет винить за то, что нет сыновей.

— Да, это хорошо, — согласилась Аллиель, — но я надеюсь, что хотя бы один будет. Ни одного сына — это ужасно! Видишь ли, я привыкла так считать! Немножко жаль, что в честь нашего сына не будут палить из пушек. Ну, немножко!

— Не расстраивайся. Я приведу тебе под окно барабанщика, и он сыграет приветственный марш…

Рай намекнул Эдину, что ему понравилась хорошенькая девушка, и то и дело исчезал надолго. Рагнара они вообще видели редко — маркграф завалил сына делами. Иногда, когда Аллиель была занята с Кальвией, Эдин уходил в ту, свою комнату, садился к столу и передвигал по шахматной доске фигуры. Просто чтобы подумать. Обо всем.

Лордам иногда нужно оставаться в одиночестве.

На четвертый день утром Эдин проснулся рано и подошел к окну. Моргнул, подумав, что померещилось…

Один или два корабля всегда виднелись на рейде, прямо напротив их окон. Но теперь кораблей стало необычайно много. Они тонули в туманной дымке и казались сном… или бредом. Но они были!

Эдин стал считать. Шестнадцать… восемнадцать… двадцать? Двадцать больших кораблей, целая флотилия?

Подзорная труба тут бы не помешала. Но и без нее Эдин, кажется, узнавал силуэты некоторых кораблей. Гринзальский флот! И его шерк тоже тут.

С какой стати гринзальский флот встал у берегов Кандрии? Что это может значить — войну? Что, если Сольвенна решила таки напасть внезапно, до прихода больших зимних штормов?

Так или иначе, что-то случилось.

Эдин бросился в комнату Рая и потряс его за плечо:

— Да просыпайся же! И посмотри!

Рай протер глаза.

— Ничего себе…

Секретарь маркграфа, которого они фактически вытащили из постели, был недоволен, но любезен.

— Все в полном порядке, милорды, — заверил он, — корабли здесь с разрешения его милости. Просто… просьба о временной стоянке, милорды. Не о чем беспокоиться, право же.

— Хорошо, если так! — пробормотал Рай. — Ну, дядюшка Верк! Предупреждать же надо!

Несколько часов спустя, когда они вчетвером, Аллиель, Кальвия, Эдин и Рай, вышли прогуляться до пляжа, на одной из парковых дорожек они встретили человека, который стремительно шел им навстречу. Невысокий и жилистый, лет тридцати, в мягком кожаном плаще поверх бархатного костюма и с длинным мечом у пояса. Эдин давно уже решил обзавестись подобным плащом перед поступлением на корабль — удобная вещь…

Человек сначала поприветствовал леди Кальвию, потом бросил взгляд на Эдина, и его следующий поклон уже был предназначен лично ему.

— Сама судьба столкнула нас, вероятно, милорд. Я командор Имар Левер, мне сказали, что вы пока не можете принять меня, но, надеюсь, что наша встреча состоится скоро?

— Вероятно, вы с кем-то перепутали меня, милорд, — пояснил Эдин, опомнившись от удивления, и тоже поспешно поклонился.

Командор Имар Левер? Второй командор флота Гринзаля?

— Вот как? — удивился тот, — тогда прошу меня простить, — и он поспешил дальше.

— Имар Левер, один из лучших морских командоров за последние сто лет! Его зовут Морским Лисом! — воскликнул Рай, — Это он разгромил целую флотилию джубаранских пиратов у мыса Сари пять лет назад, имея вдвое меньше кораблей, — его глаза заблестели. — Это он? И с кем же он тебя перепутал?

Эдин только пожал плечами. Кто знает, с кем его мог перепутать один из прославленных командоров гринзальского флота?..

А немного позже маркграф сам принес письмо.

— Наконец-то, я уже стал беспокоиться, — сказал он. — Держите, друг мой. И прочтите сначала один, не зовите жену, — он передал Эдину пухлый пакет с печатью.

На печати красовался вздыбленный конь.

— Это не от Графа? — воскликнул Эдин разочарованно.

— Я тоже удивлен. Но так или иначе, прочтите.

Аллиель с Кальвией вышивали в беседке и оживленно болтали. Эдин издали помахал им рукой и отправился к себе.

Он сначала настежь открыл раму окна, впустив в комнату холодный воздух, терпко пахнущий морем, сел к столу, отодвинул в сторону доску с фигурами, и сломал печать.

Письмо было большим, на нескольких листах, написанным ровным разборчивым почерком, причем явно — женщиной.

«Здравствуйте, лорд Эдин!»

Опять — лорд Эдин…

Он заглянул в конец письма.

«Искренне преданная Вам, ровно как и Его Величеству королю Герейну,

леди Мона, баронесса Калани».

Эта фраза была более чем странной. Выражать преданность бывшему шуту наряду с преданностью королю?

Даже не смешно.

Вообще говоря, леди Мона в замке называла его только шутом, и никак иначе.

Леди Калани. Вздыбленный конь. Письмо, запечатанное семейной печатью — отнюдь не секретное послание…

И Эдин стал читать.

«Милорд, граф Верден попросил меня написать это письмо вскоре после вашего с леди Аллиель Кан бракосочетания. Точнее, он попросил меня как можно подробнее описать для вас все, что произойдет утром, когда вам надлежит явиться перед королем и двором с молодой супругой. Признаюсь, сначала эта просьба вызвала у меня недоумение, но, видимо, она была вызвана своевременным предчувствием».

У Эдина засосало под ложечкой.

Предчувствием? Граф не может писать? Или … что?..

Что же там, в Лире, произошло?

«Итак, в положенное время все собрались в Большом зале: все королевское семейство, принцесса Ильяра с матерью и почти всем гретским посольством, и, кажется, вообще все, кто имел малейшую возможность прийти, этим утром в Большом зале было тесно. Граф Верден тоже был там, чем многих удивил, как мне показалось. Он держал в руках кожаный футляр для бумаг, и был очень слаб — впрочем, как и всегда в последнее время.

Разумеется, ждали вас, то есть короля-шута и леди Аллиель. Вся свита короля-шута уже расположилась за столом, шут Кука старался отвлекать внимание, что на этот раз плохо ему удавалось. Его величество уже проявлял нетерпение. Наконец королева Кандина сказала:

— Сын мой, и вы, лорды и леди, не будем же мы упрекать новобрачных в том, что они проспали? Они же новобрачные, в конце концов!

— Что ж, так и быть, дадим им выспаться! — с улыбкой согласился король, и это разрядило обстановку.

— Прошу вас к столу, лорд Кан, вы наш гость сегодня, — добавила королева Кандина.

Граф поклонился и присел у дальнего края стола. Мне показалось, что он ничего не ел.