Клинки встретились, зазвенели. Шедде пришлось отступить на несколько шагов… но тут удачно подвернулся стол. С силой толкнув его на противника, Шедде успел отбить неумелую, но яростную атаку одного из матросов. В просторной капитанской каюте стало тесновато.

Бородач не смог увернуться от стола, но это не отвлекло его надолго.

Опрокинув кресло, он оказался снова напротив Шеддерика. Остальная публика пока осталась по ту сторону стола и кресла.

— Поиграем? — ухмыльнулся Шедде, которому поврежденная рука все-таки мешала полноценно драться, так что пришлось временно перекинуть клинок в левую руку.

Противник не стал отвечать, молча кинулся в атаку. Отступать было уже не куда, так что пришлось невольно сосредоточиться на обороне. Сколько он продержится, минуту?

Второй солдат из личной охраны Эммегила, видно, решил, что его товарищ несправедливо отнимает у него его долю славы. Он вдруг перепрыгнул через стол и оказался рядом с первым, частично перегородив ему поле обзора. Шедде воспользовался этим, проведя единственную пока успешную атаку. Ему удалось зацепить бедро этого нового действующего лица. Молодой солдат дернулся от боли и отступил, открывая товарища.

Тот, демонстративно поиграв клинком, вновь ринулся вперед.

Тем временем матросы успели похватать со стен оружие и ждали своей очереди отличиться: им, кажется, уже надоело, что их товарищ возится так долго.

Ничего. Подождут. Но. Если продолжать тянуть время, силы уйдут, и враги получат прекрасную возможность сплясать на твоих костях, Шеддерик та Хенвил.

Так есть ли смысл тянуть, а, Слепая Охотница? Не этого ли момента ты так долго ждала?

К жуфам морским осторожность, старое семейное проклятье по-прежнему будет беречь его от случайностей для того единственного варианта смерти, который оно предполагает.

Шеддерик все с той же застывшей улыбкой тоже пошел навстречу противнику, вернув кутласс в правую руку. После серии ложных выпадов, отвел саблю солдата вверх и влево, и завершил движение скользящим ударом по ребрам. Здесь противник еще смог защититься, отступив, но Шедде развил атаку, и через два удара увидел, как из разрезанного горла врага фонтаном брызнула кровь.

Больше — на стену и на зрителей, но и на самого попало.

— Ну! — крикнул он, — кто следующий?

Следующий нашелся.

На самом деле, все видели, что бой был равным. А кое-кому на борту бородач успел насолить: он был задирист и не любил прощать ошибки. Так что о нем не жалели, а показать боевую удаль и силу на хоть и потрепанном, но достойном противнике, которому, к тому же некуда деться — хотелось многим даже среди матросов. И то сказать, не все из них и не всегда ходили мирными матросами. Кто-то служил в военном флоте, а кто-то и на пиратских судах некогда хаживал…

Следующие нашлись быстро, и быстро поняли, что как бы плохо их противник ни выглядел, а справиться будет трудно. На этот раз врагов было трое, они вынудили Шедде защищаться у одной из переборок, чтобы не дать никому зайти со спины… а меж тем в каюту проникло еще несколько бойцов.

Шеддерик получил несколько поверхностных ран, но пока держался. И может, с полминуты еще расклад оставался бы таким же, но бой прервали выстрелы. Два ружейных выстрела в воздух.

— Всем стоять на месте! Городская стража Тоненга. Кто дернется — труп.

Хозяин Каннег в сопровождении нескольких прекрасно экипированных бойцов быстро — двуствольные ифленские ружья последней модели творят чудеса! — расставили зрителей и участников боя вдоль переборок и окон.

— Долго вы, — поморщился Шеддерик, зажимая пальцами самый болезненный из порезов — тот, от пули, на предплечье.

— Пришлось прибраться на палубе. — Пожал плечами Каннег. — Идемте. Мои люди тут закончат. А вам нужна помощь лекаря.

Тильва, конечно, разохалась. Янне же спросил только, жива ли Темери. Получив утвердительный ответ, кивнул и послал сына за лекарем, благо тот живет через дом.

Лекарь оказался мальканом и весьма удивился, что Янне, известный на весь квартал своим отношением к ифленцам, позвал его штопать именно что островитянина.

Он был немолод, толстоват и разговорчив. Впрочем, по мнению Шеддерика, ифленские доктора тоже не отличались добродетелью молчаливости. Словно все они считают, что постоянные словесные излияния так же хорошо врачуют душу пациента, как игла и нить — штопают телесные раны. Что же, не первый раз его латают. Было и хуже.

Эммегил мертв, мальканка — жива. Это хорошие новости. Что же до плохих… время, чтобы оплакать брата, у него будет. До прибытия ифленского флота еще целых два дня.

Янур лично принес и поставил на стол перед ним какую-то еду — но от вида и запаха съестного Шеддерика замутило, он отказался.

Зашивать пришлось лишь одну рану, остальные оказалось достаточно перевязать.

— Вы невероятно везучи, — удивлялся лекарь. — Янне говорит, вам пришлось держаться одному против целой толпы! Это достойно уважения. Но неужели нельзя было решить дело миром? Я, конечно, всегда готов оказать помощь достойным людям, но куда больше меня радуют дни, в которые в мой кабинет никто не приходит с разбитыми головами и истыканными телами. Пули, кстати, извлекать я не люблю особенно сильно: пока вытащишь, можешь нанести куда больше повреждений. Так что мое мнение, если она не засела в каком-нибудь жизненно важном органе, так и пусть ее остается в теле…

Монолог доктора не предполагал ответов. Доктор бубнил, Шеддерик тихонько уплывал. Мысли путались, слова теряли значение.

Впрочем, спать пока было рано: он не поговорил с Каннегом. С хозяином Каннегом в свете прибытия ифленского флота обязательно надо поговорить. И лучше — прямо сейчас.

— Ну вот, замечательно! Вы прекрасный пациент, спокойный и тихий. Все бы так. Дело сделано, благородный чеор. Надеюсь, у вас в цитадели найдется достойный врачеватель, который сможет завтра сменить эти повязки на свежие. А нет, так хозяин Янур знает, где меня найти. Уверен, все заживет прекрасно и последствия этих порезов не будут вас в будущем беспокоить. А сейчас, прошу меня простить. Час поздний, я должен возвернуться домой, к моей дорогой и любимой супруге…

Лекарь ушел. Шеддерик шипя, когда неловкие движения тревожили свежеперевязанные порезы, осторожно натянул сорочку. Хорошая была, но пострадала ровно в тех же местах, что и шкура самого Шедде. Теперь — только выбросить.

Каннег ждал его в кухне. Один — хозяева из тактичности удалились. В руке у него была большая кружка ягодного компота.

Шеддерик тяжело опустился на стул напротив.

— Благодарю, что пришли на помощь. Вы не были должны…

— Отчего же? Вы первый ифленец, который решился на реформы и готов учитывать желания и чаяния города. Было бы жаль вас потерять.

— Я говорил, что должен уехать. Ситуация поменялась… наместник, вероятно, погиб… и сейчас — рэта Итвена его единственная наследница. Но ифленская знать вряд ли сочтет, что она вправе распоряжаться в цитадели, она не их крови. Поэтому я прошу вас присмотреть за ней… если вдруг все пойдет в акулью пасть.