При мысли о возможном замужестве Франчески я почувствовал такую ярость, что сам удивился. Даже протрезвел.

Может, ну его к Черной, проклятый корабль? Моя жизнь налажена, прошлое гниет в могиле. Я отказался от имени, титула и королевства — это было легко. Я даже от мести смог отказаться. Нужно поставить точку. Закрыть для себя эту страницу — раз и навсегда.

Закрою. Сразу, как только получу ответы.

Остатки вина горчили от специй, и я выплеснул их в камин.

Франческа

Я не зря столько времени провела рядом с Элвином, лелея мысли о мести. Спрашивала, слушала и запоминала.

Не бывает лишнего знания.

Когда Дориан Таф приходит в себя, он связан, словно гусак, фаршированный черносливом, — традиционное блюдо далриадцев на Мидст. Я плохо умею вязать людей, поэтому постаралась от души, намотав веревку в три слоя. Чтобы он случайно не освободился сам.

И к креслу его на всякий случай привязала.

В рот магу я натолкала мятой бумаги и тряпок. И тоже завязала сверху веревкой, чтобы не выплюнул. А руки…

С руками было сложнее всего. Но я уже думала раньше, как бы связать человека, чтобы он совсем не мог шевельнуть пальцами. И даже придумала.

Да, я знала, что с Элвином у меня это не получится. Но мечтать не запретишь.

Пальцы к пальцам. Ладонь к ладони. И руки к телу.

Маг спеленут, как младенец, и я усмехаюсь совсем элвиновской ухмылкой прежде, чем вылить ему на голову уже остывший отвар из кружки, стоявшей на столе.

Теперь у него становится прежалкий вид. Зеленоватые потеки отвара на лице, струйка крови из раны на голове, а в волосах запутались кусочки трав.

Но я недостаточно милосердна, чтобы жалеть его сейчас.

— Доброй ночи, Дориан, — первое, что он слышит, разлепив глаза. — Разве тебе не говорили, что целовать девушку против ее воли — дурной тон, — я осекаюсь.

Потому что интонации, с которыми я произношу эти слова, один в один как у Элвина, когда он зол и собирается назначить мне наказание.

Ужас какой! Я же не стану похожей на него только потому, что через меня прошла его сила?

Нет, я часто завидую самоуверенности своего хозяина, его способности всегда выигрывать. Но если обрести их означает утратить себя, я не готова платить такую цену.

Расспросить бы этого Дориана. Узнать больше про мою с Элвином связь, про магию ошейника.

Нельзя. Сейчас он мой пленник, но стоит мне вынуть кляп, как роли поменяются.

«Кроме связывания, хорошо помогает боль. Чем сильнее, тем лучше. При ней трудно держать концентрацию, — как наяву звучит в ушах насмешливый голос моего хозяина. — Лучше всего — ожоги. Это адски больно, особенно если раскаленным железом. Вы запоминайте, запоминайте, сеньорита. Вдруг пригодится. Можете даже записать, мне не жалко. Глядишь, вам еще представится случай проверить знание на моей несчастной шкуре».

Совсем рядом потрескивает фитиль свечи. Можно нагреть лезвие ножа и…

Нет! Я не буду пытать человека только потому, что мне нужны ответы. Защитить себя — одно. А мучить живое существо — совсем другое.

Медный шар, который маг принес прежде, чем использовать меня таким омерзительным, противоестественным образом, сейчас лежит на столе в распахнутой шкатулке из красного дерева. Он слегка светится и даже словно источает силу.

Ту самую чужую силу, что прошла сквозь меня.

— Это все было, чтобы зарядить эту штуку? Вот зачем ты это сделал? Кивни, если правда!

Он молчит, и я показываю ему нож.

— Кивни, — повторяю я, снова копируя тон Элвина. Когда хозяин так начинает разговаривать со мной, хочется стать даже не кошкой — мышью, чтобы забиться под шкаф.

Дориан кивает.

— Тогда можно сказать, что это — воровство. У меня. И моего хозяина, — я резко захлопываю крышку шкатулки. — Я забираю украденное назад.

Глаза мага расширяются, он мычит и бьется в путах так, что я пугаюсь и поднимаю курильницу, чтобы оглушить его снова.

— Сиди смирно!

Он затихает. А я думаю — вот что теперь делать с ним? И со всей этой ситуацией?

Совершенно непонятно.

Рассказать Элвину? Он, конечно, разберется с Дорианом, он с чем угодно может разобраться. Но потом мне же и влетит, ой как влетит за попытку побега. Даже если я навру, что Дориан напал на меня на улице и похитил, правда может всплыть.

А если и не всплывет, одну на улицу Элвин меня больше не выпустит.

Нет, нельзя ему говорить. Я должна сама разобраться, раз уж впуталась в это дело.

— Я не буду убивать тебя. Оставлю в таком виде. Завтра слуги найдут тебя и развяжут. Но у тебе только сутки, Дориан. Завтра вечером я расскажу все своему хозяину. И если у тебя есть хоть капля благоразумия, ты успеешь уехать из Рондомиона за эти сутки. Ты меня понял?

Он снова мычит и кивает.

Надо бы сделать что-то яркое на прощание. Порезать ножом слегка или хотя бы дать ему пощечину. Подкрепить свою угрозу. Чтобы запомнил. Чтобы испугался.

Но я словно вижу себя со стороны, и руки опускаются. Издеваться над связанным — низко. Не буду этого делать.

— Прощай, Дориан.

Задуваю свечи и оставляю его одного в темноте.

* * *

У башни река, извиваясь, делает резкий поворот и выныривает из-под ноздреватого льда. Здесь, на быстрине, Темес не замерзает никогда.

…Как я удивилась, когда впервые увидела лед на речке два с половиной месяца назад.

Спешиваюсь. Сыро, и холод пробирает до кости. Завтра, вернее, уже сегодня — шестой час утра, последний зимний день.

…А потом новый год и бал.

Я оглядываюсь на прошедший год.

Знакомство с Лоренцо. Долгие влюбленные взгляды, тайные поцелуи, запретный и потому томительно-сладкий роман. Известие о помолвке, побег. Смерть мужа, позор возвращения, азартная игра в кошки-мышки с заезжим магом. И вдруг открытие правды о Риккардо и ужасное служение Черной в забытом храме.

Иной человек и за всю жизнь не познает такого, что я вкусила за эти короткие месяцы. Но судьба не думала останавливаться. Шутка над шутником, война и огненный вихрь, в котором сгорели армия Чезере Фреццо и мое прошлое.

Дорога, насилие, ошейник, ненависть, Рондомион, моя кошачья половина.

Элвин…

Сложный, безумный год. Но я заканчиваю его победительницей.

Смогла постоять за себя, сама разобралась с обидчиком, без вмешательства мужчин. Это ли не доказательство, что я стала сильнее? Что мои желания — не пустой звук и сама я не просто жертва, не безвольная игрушка?