которую он выставил перед собой, огра даже притормозить не заставишь, то ли попросту решился в бою погибнуть, не затягивая. Мелькнула еще мысль, что рыцарь имеет какую-то хитрую идею, как совладать с этой жуткой оказией, но столкновения с суровой реальностью не выдержала, разлетелась хрупкими осколками. Те, кто способен хитрую идею породить, в рыцари не записываются.

Хоть рыцарь и бежал пригнувшись, но половину цели отгородить собой ухитрился, и Хастреду пришлось стрелять выше него. Целиться, беря упреждение, по подвижной мишени было ему не по навыкам; к счастью, мимо такой мишени промазать трудно. Неуемная сила, вызванная испугом, заполнила гоблина, могучий составной лук растянулся легко, как бумажная гармошка. Стрела, словно вертел, обогнала рыцаря, вжикнув над его сгорбленными плечами, и впилась в массивную грудь огра. Сперва шла хорошо, пробила шкуру, пробурила себе путь сквозь жир и даже, видимо, в мышцу зарылась не без успеха, но далее случилось ребро — намного толще и прочнее, нежели у человека или даже пресловутого медведя. И хотя огра такое приветствие сбило с шагу и заставило долить в общий доминаторский рев визгливый ручеек боли, за успех засчитать его можно было бы разве что формально.

Новая стрела Чумпа чуть-чуть не угодила в глаз — взяла на два пальца выше и хрустко клюнула массивную надбровную дугу, выбив струйку крови.

А вот это уже похоже на наброски плана, мелькнуло у Хастреда в голове. Если его ослепить, а на слух и нюх он, шумный и вонючий сам по себе, едва ли сможет полагаться... может быть, удастся к краю плато подогнать? Огр держался от него в четырех-пяти саженях, кого поменьше через них можно было бы протащить грубой силой, но эту глыбу, если надумает попросту плюхнуться на задницу, ничем уже не сдвинешь с места.

Придержав очередную стрелу и стараясь не упускать огра из виду, Хастред слегка повернул голову в сторону скукожившегося мага и гаркнул на него:

- Глиттердаст можешь?

Глиттердаст, блескучая пыль, была одним из любимых заклинаний Старика — совсем простеньким, но чрезвычайно многофункциональным. Пригоршня блесток, созданная в нужном месте, одновременно слепила врага, проявляла, облекая светящимся пологом, невидимок в зоне действия, создавала подсветку в темноте и, поди, создавала еще дюжину эффектов, о которых Хастред никогда не задумывался.

Альций даже не воспринял его вопроса на свой счет, а повторять было некогда — рыцарь вышел на таран и приковал к себе все внимание.

Огр взмахнул кулачищем и шарахнул им по набегающей стальной статуе, но Напукон все же не совсем пень пнем был и помирать не торопился — в конце концов, это всегда успеется. Годендаг он развернул, как копье, и со всей инерцией разбега в последний момент пихнул не прямо, в торс, надежно защищенный мясной броней, а вниз, в узловатую ступню огра; а затем, оставив оружие в ней торчать, тяжело бросился вправо, уйдя из-под падающего на него сверху кулака в перекат. Удар огра пришелся по камню, от него сотряслось, казалось, все плато, прямо под кулаком образовалась вмятина глубиной в два пальца, по каменной плите разбежалась сеть трещин, а в изобилии наваленные вокруг булыжники подбросило, наверное, в радиусе пары саженей. Огр взвыл от двойной боли — в проткнутой ноге и отшибленной руке, так что зря, видимо, говорят, что они совсем ее не чувствуют... просто им ее причинить не так просто.

Будь наконечник годендага не в ладонь длиной, а скажем хотя бы в локоть, рыцарь сумел бы пригвоздить ногу огра к поверхности и лишить подвижности, а так дубина попросту осталась торчать из подъема стопы, как диковинное дикарское украшение. Сам же Напукон, кубарем откатываясь от великана, оказался на полдороги между ним и обрывом, да еще и лежащим на спине. В доспехе своем подхватиться быстро ему не светило, а огр, хоть и соображая без спешки, оглянулся на него налитыми кровью глазенками, всхрапнул и тяжко развернулся в его сторону.

Хастред выпустил еще одну стрелу, метясь в глаз, как и Чумп, но в последний момент припомнил свою манеру мазать чуть вверх, а здесь мазать было уже никак неприемлемо, так что дернул чуть вниз. Стрела с хрустом ударила огру в щель рта (нарочно бы так и за сто лет не попал), кажется выворотила зуб и вышла наружу через дальнюю щеку, торча поперек физиономии огра в обе стороны, как карикатурные усы. Огр снова рыкнул, сдавил челюсти и перекусил толстый деревянный прут, как соломинку.

Все это Хастред видел уже на сближении, поскольку веры в топор имел все же поболе, чем в лук, да и рыцаря надо было выручать. Не по причине какого-то там благородства или из соображений боевого братства, а чисто прагматично, уверил он себя сам: по одному огр точно всех передавит, а сохраняя численное преимущество — его можно продолжать со всех сторон разматывать, как того медведя травят собаками. Лук бросил под ноги, оставшиеся стрелы выдернул из колчана и высыпал за спиной, чтобы достались Чумпу, когда тот опорожнит свой колчан. А потом вытянул скеггокс, припомнил, как прорубал им двойные доспехи, сносил головы лошадям (не со зла — один раз вышло в горячке боя, а остальные разы приходилось повторять, так сказать, на бис, когда находились неверующие) и валил деревья. Уверенность — хорошее подспорье в бою, вот только разум ее порой норовит осадить, напоминая, что тут не честная лошадь, тут чудовище на целый табун лошадиных сил.

Еще одна стрела вышла из-за плеча и надорвала огру ухо, вместо того чтобы вбиться в него на половину длины и враз положить конец этой нелепой стычке. А потом огр сделал целеустремленный шаг в сторону распростертого рыцаря, сделал второй, и прежде чем поднятая нога опустилась земли, Хастред ринулся вперед и что было дури рубанул по опорной ноге, причем коварно извернулся и ударил с левого плеча, сзади под колено, дабы не в толстенную кость пришлось, а в условно податливые сухожилия.

Пока топор летел, подумалось тоскливо, что были вот времена, когда с одного бока подпирал генерал, который распустил бы эту скотину в мясную лапшу не моргнув глазом, а с другого Вово, способный, должно быть, огра просто ухватить за эту ножищу и швырнуть через край плато.

Хотя, вообще-то, это не они его подпирали, а генерал вел свое наступление, проявляя лучшие качества настоящего полководца. И нелучшие тоже проявляя. Даже в основном их. Но все равно за ним шли, не прося передышки, проламываясь через трудности и прикрывая друг друга, вставая живой стеной