мог бы получить от Великих Лук солиднейший куш. Иные богатые колхозы за каждый газик готовы платить по две, а то и по три цены. Деньги-то теперь в колхозах куры не клюют, а с техникой положение трудное.

— Так, может, Сахаров и получил? — снова засмеялся Сараев, настроение у него было прекрасное.

Еда была вкусной, пилось как-то душевно, в норме — не напились, а только душу раззадорили, — стало ему легко и беспечно.

Под самый уход Кичигин заказал кофе и мороженое, сказал, что это необходимая полировочка. И тоже было очень вкусно. Сараев подумал: в голову не приходило, а это же так просто — купить на улице мороженого, а дома сварить кофе. Обязательно надо дома сделать…

Когда принесли счет, Кичигин тоже поступил с ним очень ловко, мимолетно глянул в него и вернул официанту уже с деньгами, и тот так благодарно поклонился, что у него хрустнула крахмальная манишка.

— Сколько там вышло? — спросил Сараев.

— Оставьте, — сердито отозвался Кичигин и, чуть помолчав, сказал: — Но просьба одна к вам есть.

Впоследствии Сараев будет не раз вспоминать эту минуту и придирчиво уточнять, произнес ли Кичигин «но» после строгого «оставьте»? Но в ту минуту Сараев на это «но» никакого внимания не обратил, сказал:

— Давайте вашу просьбу.

— Дело такое, Сергей Антонович. У меня есть брат, который работает главным агрономом в большом кубанском колхозе. Умоляет меня о помощи — у них на носу уборочная, а пять грузовиков «ЗИЛ» стоят без двигателей. Я говорил с Милявским автосборочным заводом — у него эти двигатели, с излишком засланные поставщиком, лежат во дворе, могут потерять кондицию. Директор завода сказал, что, если будет бумажка за вашей подписью, он с радостью выделит для колхоза моего брата пять движков.

— А как же он сам вывернется? Ведь кузова-то он рано или поздно получит и откуда тогда он возьмет движки?

— Так у него и так и так излишек, а ко всему год-то кончается. Сделайте это для меня, Сергей Антонович.

— Подготовьте письмо… подпишу, — немного подумав, сказал Сараев.

…На другой день после похорон министра министерство работало как всегда, будто ничего не случилось. И если что и произошло такое, что раньше не случалось, так разве то, что Сараев подписал подготовленное Кичигиным письмо о пяти двигателях для его брата, работающего на Кубани, подписал, не зная тогда, что никакого брата у Кичигина нет и не было и что в тот же день Кичигин от главного агронома кубанского колхоза (он таки был) за это подписанное Сараевым письмо получил наличными семьсот пятьдесят рублей.

Получив эти деньги, Кичигин долго думал, сколько из них передать Сараеву? Передаст триста рублей. Сделает он это очень просто: положит ему на стол конверт с деньгами и скажет мимоходно:

— Выполняю волю брата. Это его ответный вам подарок…

Что это за подарок, Сараев выяснит, когда Кичигина в его кабинете уже не будет, но он ничего существенного подумать об этом не успеет — его отвлечет телефонный звонок.

В это мгновение западня и захлопнулась — Сараев положил в стол конверт с деньгами. Вот до чего просто это иногда происходит — минуту назад он еще был честным человеком, теперь он уже жулик, взяточник. Но, увы, его превращение в жулика произошло все-таки не мгновенно, для того, чтобы это с ним случилось, в его сознании еще задолго до этого мгновения должны были произойти, может пока ему незаметные, сдвиги. Потом, еще позже, когда случится катастрофа, он это начнет понимать хорошо. Ему помогут понять…

В министерстве шла обычная повседневная работа…

На этом совещании в кабинете у Сараева обсуждалась предварительная разверстка той части продукции, которая в следующем году будет направлена в сельское хозяйство.

Ответственный представитель Всесоюзного объедим нения «Сельхозтехника» Турищев доложил потребности своего объединения на грузовые автомашины и другую технику. Названные им цифры вызвали шумное оживление.

— Нереально! — четко произнес кто-то.

— Фантастика! — поддал жару кто-то еще, и тогда сразу заговорили все, говорили будто друг с другом, но одновременно явно и для всех.

Присутствовавший на совещании замминистра Соловьев слушал этот гул с терпеливой улыбкой — сам прекрасный производственник, знающий дело, что называется, от станка до кабинета министра. Сколько раз он сам, будучи еще директором завода, на таких вот совещаниях тоже выкрикивал «нереально!», но потом, позже, спокойно во всем разобравшись, соглашался с директивным заданием и вместе с рабочим коллективом завода даже находил возможности его перевыполнить.

А Сараев нервничал… Он внушал себе, что занят сейчас своим обычным делом и ничто ему не мешает, но он уже не мог быть самим собой. Его лишало этой возможности уже одно присутствие на совещании Кичигина. Он старался его не видеть, но сделать это было трудно — Кичигин сидел очень близко. В свою очередь, Кичигин знал, в каком состоянии сейчас Сараев, не без умысла сел к нему поближе и в течение всего совещания учил его не поддаваться лишним переживаниям — он рисовал на листе бумаги чертей, показывал рисунки сидевшему рядом с ним Горяеву, и они вместе веселились… Раздражало Сараева и само совещание, хотя он прекрасно понимал, что ничего особенного не происходит, а идет всегдашний спор вокруг плановых наметок.

Сараев застучал что есть силы карандашом по столу и, когда наступила наконец тишина, обратился к Турищеву:

— А реальные планы будете докладывать тоже вы?

— Наши нереальные, по-вашему, планы, — ответил тот, отчетливо вырубая каждое слово, — не уходят за пределы нынешнего пятилетнего плана, утвержденного высшей властью государства.

— Но нельзя же исходные данные заключительного года пятилетки механически переносить в третий год! — воскликнул Сараев.

— Можно, — припечатал Турищев, — если не забывать, что наш рабочий класс выполняет пятилетки и в четыре года!

Удар был, что называется, ниже пояса. Сараев побагровел и промолчал. А потом уже совершенно другим голосом и спокойно сказал:

— Нам бы не хотелось никого обманывать не очень обоснованными заверениями.