ты тоже со мной кое-куда сходишь. Надо найти Ллиун. Иначе мастер Шон её убьёт. А одному мне туда не добраться, даже с тростью.

— Ты сдурел? — Джеримэйн постучал себя пальцем по лбу. — Нас за ту историю с сокровищницей едва не выперли. На твоём месте я бы сидел тихо, как мышь, и не шуршал!

— Струсил, да?

В ответ Джеримэйн аж зарычал.

— Ух, врезал бы тебе. Да на твоё счастье не дерусь с хромоножками. Рыжий, очнись! Со сломанной ногой тащиться в ночь, по снегу, прямо в лапы упырицы, когда неподалёку шастает могущественный злой колдун — это по-твоему хороший план?

— Нет, он дурацкий. Но я ей жизнью обязан, и всё равно пойду.

— Может, лучше расскажем всё Сентябрю? Он, может, и на взводе, но не тупой.

— А кто мне раньше все уши прожужжал, что наставникам ничего говорить нельзя?

— Так раньше не помирал никто.

Джеримэйн сказал это с такой горечью, что Элмерика будто холодной водой окатило. Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями, а потом кивнул.

— Ладно, пошли к нему.

В этот миг хлопнула входная дверь. Неужели они опоздали?

— Я мигом, — Джеримэйн выскочил из комнаты.

Некоторое время Элмерик слушал только храп Орсона. Казалось, прошла вечность, прежде, чем скрипнула дверь.

— Это был Шон, — Джерри тяжело дышал. — И я его не догнал.

— Тогда возвращаемся к моему плану. Ты со мной или нет?

Джеримэйн закатил глаза:

— Ещё не хватало тебя, идиота такого, одного отпускать! Но предупреждаю: никаких сюрпризов. И если я говорю «уходим» — это значит, уходим, ясно?

— Ясно. — Элмерик, скрипнув зубами, опёрся на предложенную руку.

Снаружи их ждала зловещая темнота. Казалось, во всём мире остались лишь тусклый фонарь в руке Джерри, да горящее окно в кабинете мастера Патрика.

Идти приходилось медленно, то и дело останавливаясь, но Элмерик каждый раз находил в себе решимость идти дальше. Дойдя до одного из защитных камней, они замерли в нерешительности.

— И что теперь? — Джерри на всякий случай нащупал рукоять ножа.

— Не знаю. Подождём немного. Может, она почует меня и придёт, — Элмерик обессиленно прислонился к камню и уставился в небо.

— А позвать не судьба? Мы же к бесам замёрзнем.

Бард пожал плечами и достал флейту. Пальцы не слушались, мелодия выходила нервной. К тому же её заглушал свист ветра. Но Элмерик упрямо продолжал играть.

— Не придёт твоя упырица, — наконец сказал Джеримэйн, пританцовывая на месте.

— Ну ещё немного.

— Сколько? До рассвета? Пока нас не хватятся? Да я замёрзну раньше! Не знаю, оставь ей записку, что ли…

А Элмерика вдруг осенило:

— Ой, я дурак! Наверное, она не может услышать нас, пока мы внутри. Надо выйти из защитного круга.

— Тебя точно по ноге, а не по макушке стукнуло? — Джеримэйн тряхнул его за плечи так, что затрещала ткань куртки, а верхняя пуговица отлетела и упала в снег. — Чокнутый самоубийца.

— Эй, нельзя ли полегче? — Элмерик задохнулся от нового приступа боли.

— Каллахан тебя сильнее приложит. И из Соколов выгонит. Кто обещал меня слушаться, ну?

Бард бросил взгляд в темноту и не без сожаления вздохнул. Признавать неудачу не хотелось, но Джерри явно не шутил. И что самое худшее — он был прав.

— Если с ней случится беда, я себе этого не прощу! — он едва шевелил потрескавшимися от холода губами.

Джерри, не слушая возражений, закинул его руку себе на плечо и потащил прочь.

— Она что, такая красотка?

— Не в этом дело. Я не хочу, чтобы кто-нибудь снова погиб из-за меня. Как Мартин…

Джеримэйн закашлялся, будто вдохнул слишком много морозного воздуха.

— Ты не виноват. Никто из нас не виноват, — севшим голосом произнёс он, когда приступ прошёл.

— Ты ведь сам так не думаешь.

— Мало ли, что я думаю? Ничего уже не изменишь. А вот наломать ещё больших дров очень даже можно.

— Этого-то я и боюсь…

Нога вдруг поскользнулась на льду. Элмерик вцепился в Джеримэйна, и оба шлёпнулись в грязный снег. От боли потемнело в глазах.

— Вставай, чтоб тебя!

— Не могу.

— Проклятье. И как тебя теперь поднимать? — Джерри встал, отряхнулся, подобрал шапку. — Сиди здесь. Я сейчас Орсона позову.

Когда он скрылся из виду, Элмерик беззвучно зарыдал — не от боли, а от того, что все усилия оказались напрасными. И вдруг что-то невидимое и тёплое коснулось его руки. Щёку обожгло чужое дыхание, и бард заорал от ужаса. В следующий миг из темноты соткался силуэт громадной собаки — белой, лохматой, с красными ушами и острыми, как ножи, клыками во влажной пасти.

Элмерик попытался отползти, нашаривая в грязи бесполезный костыль, но чудовище настигло его одним прыжком и… лизнуло в лицо. Кажется, жрать живьём его не собирались.

Пёс улёгся рядом, прижимаясь и согревая. Элмерик с трудом поднял руку и погладил его между ушей:

— Ты мне снишься?

— Он не умеет, — чей-то низкий голос раздался прямо над головой. — В отличие от меня. Но сейчас и я тоже не снюсь.

Шерстяной плащ укрыл Элмерика с головой. А когда он высунул нос наружу, то увидел рыцаря Сентября.

— Не бойся. Это Бран, пёс Каллахана. Он тебя не укусит.

— Почему его зовут так же, как птицу мастера Флориана?

Ну конечно, спросить об этом сейчас было важнее всего! Бард чувствовал себя глупо, но слова уже сорвались с языка…

— Долгая история, — Сентябрь бесцеремонно ощупал его ногу, и Элмерик ойкнул. — Каллахан даёт одинаковые имена всем, кого приручает. Так уж повелось. Ворон