зная ни отеческого совета, ни материнской любви. И вот однажды приснился ему удивительный сон: будто бы на лесной поляне, поросшей вербеной и крестовником, сидит чёрный медведь, размером с гору. Испугался мальчик — ведь глаза у того медведя были совсем человечьи. Он хотел убежать, но высокие деревья преградили ему путь, а зверь вдруг прорычал:

— Не за себя живёшь, человеческое дитя, а за моего сына. Не должен был ты появиться на свет. Поэтому не видать удачи тебе и всему твоему роду во веки веков. Таково слово Хозяина Лесов!

А потом поведал без утайки, как всё было. Заплакал мальчик — очень уж страшным и огромным был зверь — и проснулся.

С того времени стоило ему лишь закрыть глаза, как чёрный медведь неизменно являлся в его сны. Рычал, скалил окровавленные клыки и всё твердил о неоплатном долге. В полночь у постели непременно обнаруживался кусок протухшего мяса, над которым даже в зимнюю пору роились жирные мухи. С рассветом это напоминание о ночном кошмаре исчезало бесследно, поэтому жалобам юного лорда никто не верил. Когда же он приказал слугам остаться с ним на ночь, выяснилось, что это мясо никто кроме него не видит. Стали поговаривать, что умом он уродился слаб, а духом боязлив — не в отца пошёл. Лекари да колдуны лишь руками разводили, и тогда повелел лорд призвать ту самую ведьму, что когда-то велела добыть медвежью печень. Та ни в какую не соглашалась, памятуя о плетях, но слуги всё равно схватили её и притащили в замок.

— Что же ты наделала, окаянная! — лорд в ярости топнул ногой. — Всё это твоя вина, так держи теперь ответ!

— Негоже пенять старой женщине, коли своими руками всё испортил, — прошамкала беззубая ведьма. — Я и помыслить не могла, что убьёшь ты беззащитную мать с дитём в угоду своему семейному счастью. Подождал бы немного — вышел бы к тебе сам косолапый, чтобы сразиться один на один, как принято у честных людей. И не случилось бы беды. А теперь даже я не знаю, как помочь твоему горю.

Глянул тогда лорд на маленького сына и помрачнел ещё больше.

— Не за себя ведь прошу, — пробормотал он. — Моя-то жизнь всё равно, считай, кончена.

Смягчилось тогда сердце старой ведьмы, и молвила она так:

— Большое злодейство сотворил ты, глупый лорд! Прогневал Хозяина Лесов, обрёк жену на верную смерть, а кровное дитя — на долгие муки. Но так и быть, знаю я самое распоследнее средство. Не ради тебя открою тайну, а чтобы не страдала невинная душа сына за дело отца. Говорят мудрые люди, будто бы живёт в самом сердце леса белый друид, что водится с феями и лесными зверями. Если кому и под силу заклясть гибельные сны, то только ему. Вот только согласится ли он помочь — то мне неведомо. А пока твои люди ищут мудреца, прошу: отдай ребёнка мне. Я сделаю так, чтобы в моей хижине он рос без страха.

— Ишь чего удумала, старая карга! — лорд ударил кулаком по столу. — Где же это видано, чтобы единственный наследник вдали от замка рос, да ещё в такой жалкой лачуге? Или хочешь забрать последнее, что у меня осталось? Нет, не бывать тому!

Ничего не ответила ведьма, лишь качнула косматой головой и растаяла в воздухе. С тех пор её в тех краях не видали. А белого друида искали долго, да так и не нашли. Кто знает, может его и вовсе не существует.

Мальчик же по-прежнему мучился от дурных сновидений, в которые никто не верил. Вскоре даже родной отец стал укорять его за досужие выдумки, словно позабыв о том, что сам натворил. И вот уже по всем землям разнеслась весть, что наследник лорда настолько умом скорбен, что боится даже собственной тени в солнечный полдень. Те же, кто ведал, в чём дело, знай себе помалкивали, ибо негоже перечить господину.

Так всё и было, пока наследнику не стукнуло восемнадцать. В ту самую пору забрёл в замок странный хромой человек: по всем признакам вроде как колдун, но по виду — из благородных. Выслушал он юношу, да не рассмеялся, а молвил так:

— Причинить зло легко, а исправить совсем непросто. Не должен был ты появляться на свет, Медвежонок. Но если уж обманул судьбу и родился, негоже тебе и дальше одолженную жизнь в отцовском замке зря просиживать. Сам посуди: останешься здесь — не видать тебе счастья. За порогом дома, может статься, тоже, но этого никто не знает наверняка. А мир велик. Может, ещё встретишь своего белого друида…

И хоть глуп был сын лорда, но даже его скудного ума хватило понять, что в словах незнакомца есть правда. В тот же день собрал он пожитки и без сожалений покинул отчий дом. А уходя, лишь единожды обернулся, чтобы поклясться горам и камням, небу и земле, рекам и луговым травам, что проживёт жизнь не напрасно. Свою ли, чужую ли — без разницы. Ту, что есть.

Орсон замолчал, а Элмерик ещё долго не мог вымолвить ни слова. Услышанное потрясло его. Кто бы мог подумать, что всё это время недалёкий здоровяк, над которым потешались все кому не лень, нёс на своих плечах такую тяжёлую ношу!

— Чего молчите? — нахмурился Орсон. — Не верите, да?

— Я верю, — еле слышно сказал бард. — Просто… мне стыдно. Прости.

— За что? Ты не обижал меня, не смеялся, как некоторые.

— Я не делал этого вслух, но было время, когда я считал тебя дурачком и не раз удивлялся, как такого увальня вообще взяли в Соколы, — эти слова давались с трудом, зато после каждой фразы на душе становилось всё легче и легче. — Глядя на тебя, я часто думал, что ты — хуже. И чувствовал своё превосходство. Но теперь всё иначе…

— Я не хуже тебя. А ты не хуже меня. Все мы просто люди.

— Мудрые слова, — вдруг сказал Джеримэйн.

— Смеёшься?

— Отнюдь. Я всегда говорю то, что думаю. Человек может вести себя, как