– Во имя Грозы! – сказал он палачу. – Пошёлвон!

Струя лилового пламени бесшумно упала то ли с дубовыхветвей, то ли с самого неба и обтекла труп. Палач начал корчиться так, словноего вздёргивали на дыбу. Милосердная земля схватила его за ноги и быстровтянула в себя. Мать-Земля всегда жалеет детей, даже самых негодных.

Волкодав вернулся под дуб и улёгся, безуспешно стараясьпоберечь больной бок. Тилорн гладил по голове лежавшую между ними Ниилит,повторяя:

– Не плачь, маленькая… всё хорошо… Не плачь…

Волкодав вспомнил тяжёлый шёлк её волос под своими пальцами…и как она жалась к нему те несколько мгновений, что он нёс её на руках…Нелетучий Мыш посверкивал светящимися зрачками, вися вверх тормашками надеревянной распорке. Постепенно Ниилит пригрелась, перестала всхлипывать иуснула, свернувшись калачиком.

Перед самым рассветом Волкодава разбудило негромкое, нополное кровожадной ярости шипение Мыша. Волкодав открыл глаза и увидел, что учерты, безмозгло тычась в запретную пустоту, переминалось ещё двое. У одноговместо правого глаза зияла бесформенная дыра, другой пришлец был покрыт копотьюи почти гол, если не считать клоков сгоревшей одежды. Этим хватит немногого.Волкодав не стал ждать, пока Ниилит проснётся и опять испугается, увидавнежить. Он приподнял голову и шёпотом произнёс несколько самых мерзкихругательств, которые знал. Мертвецы тотчас поблекли и растаяли, смешавшись сгустым холодным туманом…

Большой Погост – это были уже коренные земли сольвеннов.

Когда-то здесь стояла самая обычная деревня-весь, в которой,как и во всякой веси, жил один-единственный род. На широкой поляне в лесувысился большой общинный дом, окружённый домиками поменьше, а в домиках обиталиженщины и мужчины, называвшие себя Соловьями. Местное предание гласило, что всамом начале времён прародительница племени заслушалась соловьиного щёкота иотдала свою любовь прекрасному юноше, которым обернулся неказистый с видупевец. Другие соловьи запомнили и выучили песню, спетую им для любимой, и повесне она до сих пор оглашала благоухающие черёмухой леса. А старухи и старикиещё помнили, как лунными ночами молодые девушки нагими уходили в чащу, мечтаяпонравиться красавцу-оборотню. Что ж, после ночи, проведённой в лесу, унекоторых в самом деле начинали расти животы…

Всё это любопытный Тилорн мало-помалу, слово за слововытянул из неразговорчивого Волкодава в течение нескольких дней. Тот отвечалурывками, односложно и неохотно. Когда же Тилорн пытался выспросить что-нибудьо его собственном роде – вообще смолкал на полдня. Другое дело, времени, как итерпения, у Тилорна было хоть отбавляй: к Большому Погосту они шли ещё четверосуток.

Шагая вперёд, Волкодав поначалу всё косился на Ниилит –выдержит ли дорогу. Но девчонка неутомимо шлёпала босыми пятками и дажеумудрялась по дороге нарвать кислицы или ещё чего-нибудь вкусного для котелка.

После сражения с мертвецами у них разом протухла вся рыба, иВолкодав уже было задумался, не ограбить ли позабытую беличью кладовую. Новечером они остановились у озерка, и Ниилит мигом наловила лягушек, которых,оказывается, она умела удивительно вкусно поджаривать.

– Это лягушки, господин, – смущённо обратилась онак слепому. – У нас их едят. Если твоя вера не воспрещает…

– Не воспрещает, – улыбнулся Тилорн. – Хотя,если честно, мой народ давно уже не убивает живые существа ради того, чтобынасытить желудок.

Волкодава наконец отпустил жар, и он тоже протянул руку кеде. Вера Тилорна показалась ему странноватой, но он видывал и похлеще. Да. Накаторге он ловил крыс, водившихся в подземельях. И ел их сырыми. А ведь былисреди рабов и такие, кто предпочитал умереть с голоду, но не поступиться своейверой, осуждавшей нечистую пищу…

Волкодав прожевал хрустящую лягушачью лапку и потянулся заследующей.

За последние сто лет у Соловьёв многое изменилось.

Род, безвылазно сидевший в непроходимом лесу и знать незнавший никого, кроме ближайших соседей, нежданно-негаданно оказался наоживлённом торговом пути. Начали останавливаться заезжие гости, и крохотнаябезымянная весь обрела имя: Большой Погост. Иные птенцы Соловья, виданное лидело, спорхнули с насиженных поколениями мест, унеслись неведомо куда витьновые гнёзда. Зато близ старых гнёзд начали селиться чужие, пришлые люди. Появилисьдаже такие, кто не охотился и не пахал земли. Некоторые, с ума сойти, держалипостоялые дворы, готовили еду и варили пиво гостям, стелили им постели и темжили с весны до весны. И, самое удивительное, жили неплохо…

Скоро, того и гляди, явится во главе храброй дружины боевойгалирадский боярин и выстроит крепость-городок, начнёт с купцов пошлинусобирать…

Словом, никто не оборачивался вслед Волкодаву, шедшему поулице со своей корзиной и Нелетучим Мышом, примостившимся на плече. БольшойПогост успел утратить любопытство, насмотревшись на самых разных людей. Здесьне особенно удивились бы даже чернокожему из Мономатаны, одетому в набедреннуюповязку из пёстрой шкуры питона. Подумаешь, бродяга-венн, несущий на спинеобросшего волосами калеку. Если кто из троих и притягивал лишние взгляды, такразве что красавица Ниилит, боязливо державшаяся за руку Волкодава и одетая –тьфу, стыдобища! – в мужскую рубаху.

Волкодав остановился перед воротами гостиного двора. Надними, колеблемая ветром, качалась и поскрипывала вывеска: могучий конь,влекущий сани с поклажей. Коня когда-то выкрасили белым, и краска не совсем ещёс него облупилась.

– «Белый Конь»! – без запинки прочла Ниилит.Волкодав покосился на неё. Волшебник и прехорошенькая девчонка, умеющая читать.Очень даже неплохо.

Двор за воротами оказался почти пуст, если не считатьнескольких рослых бронзовых халисунцев, которые, оживлённо переговариваясь,укладывали какие-то тюки в крепкую, на высоких колёсах повозку. Волкодав кивнулим, как подобает вежливому гостю. Халисунцы на миг прервали болтовню и кивнулив ответ.

Дверь стояла гостеприимно распахнутой. Волкодав откинулпёструю занавеску и вошёл внутрь.

Было около полудня, и корчма не могла похвастатьсямноголюдьем. Служанка протирала столы, а на усыпанном соломой полу расположилсямолодой работник. Бережно подтёсывая, он приспосабливал новую ножку к длиннойскамье.

Волкодав спустил с плеч корзину, вынул из неё Тилорна иусадил на лавку возле двери. Ниилит тотчас села рядом, обхватила клонившеесятело, подперла. Тилорну, точно младенцу, ещё предстояло учиться сидеть самому.Мудрец улыбнулся Ниилит и виновато вздохнул.

Волкодав подошёл к стойке. Корчмарь, протиравший глиняныекружки вышитым полотенцем, сейчас же оставил своё занятие и подался вперёд,всем видом изображая радушие. Он был из восточных вельхов: Волкодав понял этопо вышитой повязке на лбу.