Ещё у него были глаза, каких Волкодав не видал доселе ниразу: тёмно-фиолетовые, немного светлевшие к зрачку. Когда он улыбался – аулыбался он часто, – в глазах вспыхивали золотые, солнечные огоньки. Чтоже до тела, то оно, несмотря на уродливую худобу, тоже было вовсе нестарческим.

Волкодав не собирался расспрашивать.

Девчонка бродила по колено в воде, наряженная в запаснуюрубаху Волкодава с непомерно длинными для её рук рукавами. Пальцами ног оналовко нащупывала на дне прошлогодние водяные орехи, вытаскивала их и складываласушиться на берегу. Орехи были съедобны и даже вкусны, а сок их считалсяцелебным. Этим соком они с Волкодавом уже несколько раз с головы до ногобмазывали безропотно терпевшего волшебника. Потом Волкодав натёр им своисобственные ожоги. Девчонка хотела помочь ему, но он ей не позволил.

Она была не просто хороша собой. Ибо некрасивых лиц упятнадцатилетних девчонок не бывает вообще, если только судьба к ним хотьсколько-нибудь справедлива. Она была невероятно, просто бессовестно хороша.Волкодав то и дело косился на неё. Такую легко представить себе ведущей нашёлковой ленточке кроткую серну. А может, и царственного леопарда.

Чтобы посягнуть на подобное, нужно в самом деле бытьЛюдоедом…

Только подумать: если бы вчера он не сумел выломать подводой прут из решётки. Или открыть дверь в подвал. Если бы стражники былименьше пьяны и перехватили его по дороге наверх. Если бы, наконец, он промазал,бросая копьё… хотя нет, этого быть не могло…

Только подумать, что сейчас она билась бы в лапах гогочущихублюдков. Или бесформенным комочком лежала где-нибудь в чулане, замученная дополусмерти…

– Чем здесь пахнет? – вдруг подал голосволшебник. – Такой знакомый запах…

Волкодав долго молчал, потом ответил:

– Черёмуха цветёт.

Вот уж чего ему совсем не хотелось, так это говорить.Вдобавок ко всему говорить было больно: помятые рёбра невыносимо отзывались накаждое движение, на каждый вздох.

– Черёмуха, – повторил волшебник и блаженноулыбнулся.

Девочка бросила обсыхать ещё один орех и выбралась из воды:

– Нарвать тебе, господин?

– Что ты, – испугался слепой. – Она живая…пускай цветёт.

Оба говорили по-веннски: волшебник – очень чисто, девочка –с сильным южным акцентом. Волкодава раздражала их болтовня. Он отвернулся,успев, впрочем, заметить, как девочка подсела к волшебнику, вытащила гребешок ипринялась расчёсывать и охорашивать его длиннющую бороду.

Вчера большой и сильный мужчина едва не остался на верную смертьв подземелье – ну как было не повиснуть с плачем у него на шее? Зато сегодняпомощь и ласка требовались другому, и этот другой был, в отличие от него,разговорчив и добр.

– Волкодав прав, а Людоед – нет, – снова совсемнеожиданно подал голос волшебник. Обращался он, кажется, к девочке, но Волкодавдаже вздрогнул – сначала от удивления, потом от боли в боку:

– Что?..

Своего имени он им не называл, это уж точно.

– Ничего, – с непритворным удивлением ответилволшебник. – Прости, если я обидел тебя. Я вспомнил присловье твоегонарода, кажется, единственное про Людоеда… Кто ты, юноша?

Этим словом Волкодава не назвал бы ни один зрячий.Интересно, что сказал бы волшебник, если бы мог видеть его шрамы, седину вволосах и сломанный нос. Отвечать не хотелось, и Волкодав промолчал. Ноотвязаться от бывшего узника, вдосталь намолчавшегося в клетке, оказалось нетак-то просто.

– Сначала, – продолжал тот, – я принял тебяза грабителя. Когда ты вернулся с девочкой, я решил было, что ты еёродственник. Но вы с ней из разных племён, и, по-моему, ты ей не жених. Простимоё любопытство, юноша, – кто ты?

Волкодав молча отвернулся. Чего бы он ни отдал за то, чтобыснова оказаться в одиночестве.

– Ну а ты, дитя? – спросил волшебник. – Кактебя звать?

Волкодав прислушался.

– Ниилит, господин…

Волкодав решил про себя, что это имя удивительно ейподходило. Полевые колокольчики на закатном ветру: Ниилит…

– Откуда же ты?

– Из Саккарема, господин… Я сирота.

Такого не бывает, сказал себе Волкодав. Сирота – это когдасовсем никого нет, ни двухродных, ни трёхродных, ни по отцу, ни по матери…когда вовсе некому заступиться.

– Мои родители умерли во время мора… да будет короткаих дорога и широк мост, – продолжала она тихо. – Дядя с тётейвырастили меня. Они были добры ко мне. Они хотели продать меня в жёны соседу.Потом приехали торговцы рабынями, и меня продали им…

Племя Волкодава испокон веку считало саккаремцев распутным ибесчестным народом, совершенно недостойным щедрого солнца, богатой земли ипрочих неумеренных благ, доставшихся им безо всякого на то права, не иначе какпо недосмотру Богов. Но чтобы так!.. Чтобы свою плоть!.. Самое святое, что насвете есть!..

Давить надо такую родню.

– Ты хотела бы вернуться туда, Ниилит? – спросилволшебник.

– Нет, нет! – вырвалось у неё. – Я хочу бытьс тобой, господин… и с тобой, господин. – Это относилось уже к Волкодаву,и его губы тронула кривая усмешка. – Да прольётся дождь вам под ноги…

– Хорошенькие мы господа, – негромко засмеялсяволшебник и тотчас поправился: – Я, по крайней мере. Моё имя Тилорн.

Волкодав сперва не поверил своим ушам, а потом понял, что отдолгого сидения в клетке тот и вправду несколько тронулся. У самого Волкодавачеловеческого имени не было вообще, но даже и прозвища он нипочём не назвал бывсякому встречному. Враг может лишить жизни только тело, а злой колдун –утащить на поругание душу. Он сказал, не сдержавшись:

– Наверное, ты из Богов! Я слышал, они не боятсяназывать свои имена!

– Из Богов?.. – в незрячих глазах замерцалисолнечные искры. – Нет, что ты. Я даже не волшебник, хотя так меня кое-ктои называет. Просто… моя вера учит, что к чистому грязь не липнет, даже еслизнать имя.

Вот ты со своей верой в клетку и угодил, хотел сказать емуВолкодав, но не сказал. Во-первых, чужая вера – слишком тонкая штука, трогатьеё – греха не оберёшься. Во-вторых, с Богами его собственного народа случалисьвещи похуже, чем с этим Тилорном. В‑третьих, к Тилорну грязь, кажется, всамом деле не липла.

И, наконец, всё это было ему, Волкодаву, попростубезразлично.

– А ты что, храброе сердечко? – продолжал Тилорн,почёсывая жмурившемуся Мышу под подбородком. – Я бы вылечил тебе крыло.Надо только острый нож, иголку с шёлковой ниткой да крепкого вина –продезинфицировать…