– Что вы имеете в виду?

– Она двухместная. – Ему не нужно ничего больше говорить – она и так поняла.

– Возможно, что все не подтвердится. – В ее голосе не было никакой надежды.

Следующие несколько километров она ничего не говорила, а Гейб в первый раз вел машину для левостороннего движения, и ему пришлось быть предельно собранным, особенно на поворотах.

Уличного освещения в этой сельской глубинке не было, но солнце еще не полностью зашло, и сумерки не сгустились, но все выглядело мутно-серым. Как и его настроение.

У него такое настроение, как будто… им пренебрегают. Гейб вздохнул. Надо встряхнуться. Один поцелуй ни о чем не говорит, но если Полли Рафферти на самом деле позволила себе безымянный секс, то уж лучше бы она предавалась этому с ним. Он не возражал бы.

Конечно, он может ошибаться, но готов держать пари на самую старую бутылку вина из внушительных запасов погребов винодельческого хозяйства Бофилей, что произошедшее с ней – случай единственный. Беременна она или нет, но маловероятно, что она опять этим займется.

– Это ничего не должно изменить. И ничего не изменит. – Голос Полли нарушил его размышления. Она сидела выпрямившись и смотрела вперед, решительно сжав губы. – Время крайне неподходящее, но я справлюсь.

– Вы не хотели детей?

Последовала еще одна долгая пауза.

– Я их… не знаю, – произнесла она. – Я не знаю, что такое нормальная семья, как в ней живут. Нас с Раффом воспитывали дедушка и бабушка, а они отсылали нас в пансионы. Я никогда не думала о детях.

– Но ваш дом… он просто требует семьи. – Пять спален, обширный сад, где полно запретных уголков и деревьев, чтобы на них лазили дети. Дом слишком большой и для двоих, а она живет в нем одна целых три года.

– Это всего лишь помещение, – заметила Полли.

Гейб пожал плечами. Он не психолог, но испытал на себе много чего – группы поддержки хронических больных, семейную терапию, советы психотерапевтов, – так что он немного разбирался в вопросах подсознания. Коттедж в Хоупфорде – это ее мечта о семейном доме.

– Как знать, – ответил ей он.

– А вы? – Она повернулась к нему. – Мечтаете о petits enfants[9]у себя на коленях?

– Я хороший дядя, – коротко ответил он.

– Можно и подождать с семьей, да? Перед вами вся жизнь.

– Никто не знает, сколько осталось жить. – Гейб хотел, чтобы это прозвучало беспечно, но не получилось – горечь он не смог скрыть. Он бросил на нее быстрый взгляд. – У меня обнаружили рак в подростковом возрасте – лимфому. Так что не следует все считать само собой разумеющимся.

Полли ахнула и зажала ладонью рот.

– Гейб… я… простите. Я не хотела…

– Все нормально.

Вот поэтому он ненавидел говорить про свою жизнь.

Люди никогда уже не будут относиться к тебе по-прежнему. Словно на тебе отметина смерти и постоянное напоминание о том, что никто от этого не застрахован.

– К тому же я не могу…

– Чего не можете?

– Иметь детей. Наверное, не могу. Химиотерапия, лечение стволовыми клетками…

– Разве они… ничего не замораживают? Ох, простите. Я не хотела быть назойливой.

– Они не думали, что лечение этому сильно навредит. – Он грустно улыбнулся. – Мне было семнадцать. Честно говоря, об этом я меньше всего беспокоился… и родители тоже. Но все затянулось, потребовались более сильные лекарства, чем предполагалось изначально. Врачи сказали, что это может измениться, но я не сдавал никаких анализов. Зачем? Я в любом случае никого не хочу. Самое худшее в болезни – страдания родителей. Тяжело было это видеть.

– Я помню, как умирал папа, – упавшим голосом сказала Полли. – Это было невыносимо.

Остальной путь они молчали. Гейб погрузился в свои мысли, а Полли отвечала на телефонные звонки.

– Приехали, – наконец произнес он.

Полли посмотрела в окно на неоновые уличные фонари и знак парковки.

– Давайте, пойду я? – предложил он, но она покачала головой.

– Спасибо, но мне нужно сделать это самой.

– Вы достаточно купили?

Полли закусила губу. Возможно, по две полоски от пяти разных фирм – это чрезмерно, но она должна знать точно.

– Не знаю. – Полли нервно теребила в руках сумку. – Как вы считаете, может, надо было купить по три штуки от каждой фирмы?

– Я считаю, что следовало оставить хотя бы один тест в магазине на случай, если кто-то еще ворвется туда среди ночи с такой же нуждой.

– Тогда едем домой. – Полли нетерпеливо дернула ручку дверцы и сердито посмотрела на Гейба – тот не собирался открывать машину. – В чем дело?

Он не сдвинулся с места.

– Может, вы проверите тест сейчас?

Полли оглядела парковку. Рядом находились однотипные ресторанчики, но все они уже закрыты на ночь. А туалеты в супермаркете? Они должны быть открыты.

Полли подавила истерический смех. Она и вообразить не могла, что когда-нибудь станет делать тест на беременность, а уж тем более в уборной супермаркета.

– Здесь негде это сделать.

– Ну, не совсем здесь. Мы можем поискать подходящее место.

– О’кей. – Она ему доверяла. Больше доверять было некому.

Теперь они ехали по другой дороге и остановились на парковке у красного кирпичного здания. Полли наверняка много раз проезжала здесь, но не обращала внимания на этот дом. Да и с какой стати? Какая-то придорожная гостиница.

– Подождите здесь. – Гейб быстро ушел, и она не успела ничего ответить.

Она приподнялась, решив проследить за ним и не потерять самообладания. Но нет, она потеряла самообладание, сегодня во всяком случае. Полли снова опустилась на сиденье, стараясь успокоиться.

Пакет с тестами лежал у нее на коленях, и острые края коробки впивались в живот. Она подцепила пригоршню полосок и, повертев, стала читать мелкий шрифт. Смех, да и только. Дожить до тридцати одного года и ни разу не видеть теста на беременность!

А с какой стати ей это видеть? У нее никогда не было подруги, у которой можно об этом узнать. И никогда никаких доверительных разговоров и тайных тестов в школьных ванных комнатах или университетских туалетах.

И она не тот человек, кто совершает ошибки. Кто угодно, но не осмотрительная Полли Рафферти.

До сих пор.

Как же она не заподозрила, что непонятный вирус мог оказаться чем-то еще? Но она ведь продолжала принимать таблетки, прописанные ей врачом на время путешествия – они помогали ей справиться с неудобствами месячных, о которых она совершенно забыла.