Оба сына Дениз и Дейва, став взрослыми, переросли некоторые из своих аллергий, однако им по-прежнему приходится справляться с оставшимися проявлениями на фоне многочисленных рабочих поездок и частого питания вне дома.

Когда я спросила Дениз и Дейва, какой они хотели бы видеть область изучения пищевых аллергий через десять лет, они произнесли то, о чем я уже думала.

«Я надеюсь, что мы перейдем от мира, где анафилаксия вытеснена на обочину, к миру, который позволяет аллергикам свободно есть пищу, которой они избегали раньше, — сказал Дейв. — Для сдвига с мертвой точки нужно, чтобы фармацевтическая промышленность объединилась с врачами и FDA. Это позволит упорядочить процесс разработки лекарств. В настоящее время при исследованиях и прохождении через FDA каждый аллерген считается отдельной “болезнью”. На мой взгляд, нужен принципиальный переход к тому, чтобы болезнью считалась пищевая аллергия, а не отдельные аллергены. Это позволит повысить эффективность клинических испытаний при нескольких аллергенах, экономя сотни миллионов долларов при затратах на разработку».

Например, FDA недавно одобрило пероральную иммунотерапию для арахиса. Однако тот же самый метод для другого продукта, например для миндаля, требует отдельной серии клинических испытаний, которые подтвердят его безопасность и эффективность. Если учесть тот факт, что среднее время от подачи заявки на исследуемый препарат до его утверждения FDA составляет двенадцать лет, то становится понятно, насколько такие подходы в борьбе с растущей эпидемией пищевой аллергии несовершенны.

«Сейчас критерием для начала клинических испытаний являются пищевые провокационные пробы, — говорит Дениз. — Я надеюсь, что им на смену придут методы диагностики, не требующие запуска и остановки аллергической реакции. Этот новый инструмент не только ускорит развитие методов терапии, но и избавит семьи от стрессов, вызванных обязательными пищевыми пробами во время клинических испытаний».

«Эти изменения, — добавляет Дейв, — вполне осуществимы и требуют лишь продуктивных встреч со всеми участниками процесса выведения терапии на рынок».

Не могу не согласиться с мыслями Баннингов. Когда аллергика кормят пищей до того момента, пока он не начнет реагировать, а затем срочно останавливают эту реакцию — это серьезная травма. Поразительно, но именно таковы сегодня «критерии включения» для клинических испытаний на пищевую аллергию. Тот факт, что аллергики согласны рисковать и запускать реакции ради поиска лечения, четко показывает, как нужны терапевтические меры, и подчеркивает ту тяжесть, которую ощущают больные. Я надеюсь и верю, что все мы — пациенты, ученые, врачи, фармацевтические компании, общественные движения, фермеры, производители еды, рестораны и FDA — объединимся, чтобы положить конец пищевым аллергиям. Их можно изучить как одно заболевание, подобно раку, несмотря на различные существующие его типы. Когда болезни разделяют, есть риск упустить из виду методы лечения и лекарства для одного недуга, которые можно использовать и для другого. Нельзя недооценивать мощь коллективных, многомерных сил. Эта эпидемия началась при моей жизни, и я надеюсь увидеть ее окончание.

Безусловно, точная причина эпидемии аллергии сейчас неизвестна, и мы с коллегами изучаем и обсуждаем несколько теорий: это и генетические факторы, и факторы окружающей среды, которые совместно воздействуют на иммунную систему человека. Но прежде чем перейти к этим теориям, давайте обратимся к биологии истинной пищевой аллергии и продолжим разбираться в сложном лабиринте аллергий и непереносимостей.

Когда Роберт получил сообщение от своего друга Дейва, то понял, что фактически никогда не занимался такими подсчетами.

И это только во взрослом возрасте! Кроме того, многочисленные анафилактические реакции наблюдались у Роба в детстве. Это происходило в 1970-е, когда пищевая аллергия для большинства американцев была новым понятием. Ни Роб, ни его семья не знали об этой проблеме до лета 1978 года, когда он едва не умер. До этого Роб пробовал арахисовую пасту, но предпочитал не употреблять арахис, и в основном это ему удавалось. Однако во время круиза со всей семьей по Северному Ледовитому океану он съел сате — тайский шашлык из говядины. Освещение на вечеринке было скудным, и он не заметил, что мясо залито арахисовым соусом. Он сразу почувствовал себя плохо и вернулся в каюту, где начались проблемы с дыханием. Роберт не узнал себя в зеркале: губы распухли до размера мяча для гольфа, а горло сузилось. Мальчик позвонил дежурному телефонисту и попросил найти родителей и врача. Ему было восемь лет.

Роб считает, что если бы не судовой врач-норвежец, который верно поставил диагноз, ввел адреналин и выходил его, то он бы умер. И мог умереть много раз в течение последующих нескольких лет, пока учился жить с потенциально фатальной аллергией на арахис. Сейчас Робу за пятьдесят, он входит в Национальный совет директоров FARE, наслаждается семейной жизнью и успешной карьерой в Лос-Анджелесе.

Пятнадцатилетней Алекси Райан Стаффорд повезло меньше. Находясь в гостях у подруги (25 июня 2018 года), она взяла печенье из открытой упаковки, походившее на тот вид печенья, который родители считали безопасным для нее. У Алекси была серьезная аллергия на арахис, но в коробке лежала другая разновидность печенья — с арахисовой пастой. Девочка не заметила этого и съела одну штучку.