Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Я ее нашла! — объявляет Селеста, как будто меня никто не видит.
Гортензия с готовностью спрыгивает со скамеечки.
— Добрый день, леди Вивьен, — мило улыбается кудрявая черноволоска. ― С чего начнем? Свадебный наряд или бальный?
Я невольно улыбаюсь в ответ. После криков Селесты почему-то создалось впечатление, что эта мадам Жельбен едва ли не с кулаками бросится на меня за то, что посмела ее задержать. А она вон какая приветливая.
― Добрый день. Давайте с бального. Свадебное вряд ли понадобится, — решаю.
Модистка изумленно поднимает бровь, но никак не комментирует. Кивает одной из помощниц, и та мухой бросается к одному из манекенов.
А я с ужасом наблюдаю, как она принимается тащить что-то яркого розового цвета. Не того, благородного, который был на Селесте в день, когда я потеряла сознание. А такого ослепительного, поросячьего, что моя кожа из-за него обязательно приобретет оттенок клубничного мороженого.
― О нет! — не сдерживаюсь и стону вслух.
И именно в этот момент в комнату залетает разгоряченная маман.
Глава 6
― Ты невероятно безответственное дитя, Вивьен! ― с порога начинает стыдить. — Все с ног сбились, ища тебя. Столько человек оторвали от работы и собственных дел. Снова пытаешься к себе внимание привлечь?
Щеки вспыхивают. Становится стыдно, что такие личные вещи обсуждаются при посторонних. Немного за себя стыдно, но больше за леди Роуз. Со стороны это выглядит ужасно. Возможно, если бы я действительно была Вив, этого бы не заметила, винила бы себя во всем. Но присутствие в чужом теле позволяет взглянуть на ситуацию со стороны. И оценить объективно.
Даже Гортензия краснеет. Селеста отворачивается к окну.
― В комнате не пробовали посмотреть? ― говорю точно то же, что и сестре.
Леди Роуз явно не ожидает такого дерзкого ответа. На мгновение умолкает, открывает рот и не может подобрать слова.
― А если бы меня предупредили, то я и сама смогла бы подойти в нужное время. Но ведь никто из вас не сказал, что мы ожидаем мадам Жельбен! Так как я должна была догадаться? Мне нужно было сидеть все эти дни в комнате, как собачке, и бояться выйти за порог?
― Да куда ты можешь пойти! Мы не подумали, что с воспалением легких тебе в голову придет слоняться по дому, — возмущается маман.
— Вот видите, вы не подумали, но повышаете голос почему-то на меня… — смотрю с холодным выражением лица. У меня есть с кого копировать подобную невозмутимость.
Маман только глазами хлопает. Не знает, что сказать.
Молчание затягивается. И, в конце концов, мадам Жельбен предлагает:
— Может, перейдем к платью?
За скандал перед ней невыносимо стыдно. Благо, что у модистки хватает такта сделать вид, что ничего не слышала. Впрочем, уверена, свидетелем подобных сцен, а, может, и похуже, она бывала неоднократно. Отчего-то аристократы наивно полагали, что слуги их не слышат, не болтают, и вообще являются чем-то сродни мебели.
Одна из помощниц протягивает розовое платье, и мадам Жельбен и маман принимаются меня в него втискивать.
― Вы без корсета? ― первая удивленная фраза, которую я слышу от модистки.
— Да, врач запретил, — пыхчу, просовывая голову в воротник. — Пока не поправлюсь полностью.
— Что ж, это не проблема, — бормочет модистка, стягивая вниз тесный лиф. — Вы, вижу, слегка похудели, поэтому распускать придется немного, шнуровка все подкорректирует.
Рядом недовольно пыхтит леди Роуз. Но больше не трогает.
— Вырез слишком откровенный, — подтягиваю край платья.
Гораздо откровеннее тех, к которым я привыкла. Даже на Земле я бы вряд ли надела футболку или майку с таким. Кажется, он еще немного и спадет, обнажив все до пупка.
― Вив, это так нужно, ― тихо шипит мамам. И хлопает по моей ладони.
― Нужно, чтобы все на грудь пялились? — возмущенно поворачиваюсь к ней.
Ну, как можно приспособиться к такому обществу, когда тебя оценивают не за свои достижения, личные добродетели, плоды кропотливого труда, а за то, чем наделила природа… или чего лишила.
— Но ведь вам нужно как-то мужчину поймать в сети… — подключается мадам Жельбен.
― Не грудью! — раздраженно восклицаю и пытаюсь снова подтянуть платье.
— Вив, — уже не шипит, рычит маман.
― Мы можем сюда пришить оборку из кружева. Так даже кокетливее, — предлагает модистка.
— Не надо! — восклицает леди Роуз.
И я почти одновременно с ней:
― Пришивайте!
Мы меряемся взглядами.
― И кружево сделайте белое, — твердо добавляю, не отводя глаз. — Чисто белое, чтобы хоть как-то уравновесить этот поросячий оттенок!
― Вив! ― выкрикивает.
― А что не правда? — прищуриваюсь, склоняю голову.
― Тебе нужно носить яркие цвета, — немного наклоняется ко мне. — Чтобы хоть как-то отвлечь внимание от своих недостатков.
Последние слова шепчет сквозь зубы. Тихо, чтобы услышала только я. Стесняется «не такой» дочери.
― Мне кажется, что это не помогает, — качаю головой. ― Следующее платье, куда бы мы ни направлялись с визитом, я хочу выбрать сама. Цвет, фасон и все остальное. Это последнее выбранное вами, которое я надеваю!
Ноздри леди Роуз раздуваются в гневе. Она молчит. Я тоже молчу. Не уступлю ни грамм. Вот что она мне сделает? Побьет, закроет в комнате? Ей нужно выдать меня замуж, а замуж берут только ухоженный товар. Вряд ли посмеет повредить «упаковку».
― Переходим к свадебному платью, ― наконец приказывает. Отводит глаза.
А я радуюсь маленькой победе.
— И насчет свадебного, — хитро прищуриваюсь, уже предчувствуя новый всплеск гнева. ― Можете смело его выбрасывать. Или отдать нуждающимся. Мое мнение нисколько не изменилось, за Спайка не пойду!
Маман нахмуривается. Губы белеют от ярости.
А я чувствую — если она снова начнет скандал, просто не сдержусь, взорвусь как граната, и тогда достанется всем. За грудиной начинает тревожно покалывать…
― Свадьба будет, ― сквозь зубы сообщает маман. Едва гнев сдерживает.
Но я уже привыкла. Это первые разы мне, которая от родителей не то что грубого слова не слышала, на меня