даже голос не повышали, показалось ужасным такое поведение. Сейчас мои нервы более чем закалены.

Гортензия всхлипывает. Селеста что-то гневно бормочет. Я выжимаю улыбку.

― Не в ближайшее время, и точно не с лордом Спайком.

Почему бы и нет. Все же когда-нибудь я, может, и встречу человека, который станет мне другом, будет ценить не глубокие вырезы и пышную грудь, а любить меня такой, как я есть. Но это точно не Джеффри, готовый продаться с потрохами ради денег.

— В твоем случае, — глубоко дышит маман. Пытается сдержать эмоции. ― Выбирать не приходится. Спустя столько времени только Джеффри изъявил желание взять тебя замуж. Ты с каждым годом не молодеешь, Вивьен. Единственные твои преимущества: здоровье, чтобы родить мужу много сыновей, и приданое.

А я уже успокаиваюсь, неожиданно понимаю, что ее раздражает именно такая вот сдержанная улыбка, уравновешенный тон, четкие возражения без грамма эмоций. Только в груди жжет, и я невольно потираю место под грудиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

― А если дочерей? ― неожиданно спрашиваю.

Вопрос сбивает маман с толку.

― Что дочерей? — хлопает глазами.

― Если дочерей рожу? Уже буду не нужна?

Она задумчиво пожевывает губу.

― Смотря какое состояние будет у твоего мужа. Но сына все же нужно, — серьезно отвечает.

— Насчет состояния, это не к Джеффри, — фыркаю пренебрежительно.

― У него древняя аристократическая семья и титул!

― А еще карточные долги. Он имение заложил!

Это говорить, конечно, не хотелось, но молчать не могу.

― Он же меня и детей по миру пустит! Все приданое проиграет!

― Вивьен, ты думаешь, я совсем не беспокоюсь о тебе? Конечно, все эти детали обсуждены с поверенным. К приданому и деньгам, которые тебе оставил отец, будешь иметь доступ только ты. Я тоже не хочу, чтобы мои внуки голодали… — хмуро сжимает губы.

Я склоняю голову, задумываюсь. Что-то человечное, конечно, в ней есть, это приятно. Но все равно чувствую себя средством обеспечения лучшей судьбы для моих сестер. Как будто домашняя скотина, за которой ходят, ухаживают, кормят только потому, что она дает молоко и мясо. Скотиной себя чувствовать еще хуже, чем лягушкой.

— Это платье я не надену. Мое решение не изменится! ― неожиданно в душе разливается обида. Как будто леди Роуз, действительно моя родная мама. Чувствую себя обманутой, преданной, нелюбимой. И от этого становится невероятно досадно.

― И вы не заставите меня! ― добавляю.

В груди уже разворачивается пожар. Кажется, будто выдыхаю раскаленный воздух, вероятно болезнь дает о себе знать. Покачиваюсь на скамеечке, медленно спускаюсь на пол. Перед глазами загораются пятна.

— Глупая девчонка! Я столько сил приложила, чтобы устроить твою судьбу! А ты просто «нет» говоришь! — не сдерживается маман, шагает ко мне.

Рефлекторно втягиваю голову в плечи, удивленная собственной реакцией, широко распахиваю глаза. Она ударить меня собирается?

Жжение становится сильнее. Волосы у висков взлетают от потока теплого ветра, на губах и языке ощущается странный металлический привкус. Как будто в мороз лизнула что-то железное. Был подобный опыт в моей жизни. Одноклассник пошутил. Язык отодрать смогли не сразу.

Руки леди Роуз сжимаются в кулаки, чуть ли не зубами скрежещет.

Я тоже чувствую, как ногти впиваются в ладони. Себя обижать не дам. Хотя во всем теле просыпается странная дрожь и страх, даже паника. Давлю ее и гордо поднимаю подбородок. Либо сейчас она меня прогнет, либо я ее.

В комнате становится тихо, даже дыхания чужого неслышно. Краем глаза замечаю, что мадам Жельбен отступает к стене. Даже Гортензия больше не всхлипывает.

― Вивьен? — шипит маман.

Прищуриваю глаза. Вдруг натянутая тетива внутри лопается с громким хлопком. Что-то круглое сияющее проносит мимо и врезается в стену прямо у головы леди Роуз. По светлым обоям расползается черное горелое пятно.

— Вивьен! ― снова повторяет, бледнеет на глазах.

Я думала, что раньше была тишина. Нет, тишина разливается теперь и сейчас. Такая, что звенит в ушах.

Я испуганно сглатываю. Чувствую на себе ошеломленные взгляды. И в этот момент дверь вдруг резко распахивается. Громко брякает о стену. А на пороге нетерпеливо припрыгивает Уильям.

— Извини, мамочка, — на белом детском личике даже веснушки становятся бледными, сливаются с кожей. — Я тренировался. Во дворе. И шар сюда залетел. Извини, я знаю, что нельзя.

Мы еще все хлопаем ошеломленно глазами. Перевариваем новость.

Неожиданно отзывается Селеста. Строго и немного раздраженно:

― Опять пугал воробьев, озорник! Сколько тебе говорить — это не игрушки! Ты лорд Роуз, а не какое-нибудь отребье с улицы!

В глазах маман появляется облегчение. А я подхватываю подол платья, торопливо бросаю, что плохо себя чувствую, и сбегаю в собственную комнату.

Глава 7

После случившегося в примерочной желание выходить из комнаты исчезает. Дело в том, что я не могу четко сказать, откуда взялся тот шар. Действительно защитил меня Уильям, или это была его вина. Снова вызвать у себя подобные ощущения и создать такой же светлячок ни разу не удается. Наконец решаю, что все же братишка начудил и успокаиваюсь. Если подумать, то и правда откуда у меня магические способности. В том, что Вив дочь лорда Роуза уже сомнений нет. Я не поленилась и нашла портрет покойного. Своими веснушками, рыжими вьющимися волосами и слегка курносым носом Вивьен пошла в отца, как и Уильям, кстати. Гены, как говорится, на лицо.

Но маленькие остатки сомнений еще немного терзают, и я время от времени пытаюсь вызвать пульсар. Правда, только в ванной у воды, чтобы сразу потушить.

Со своими мыслями и переживаниями совсем забываю о вечере у леди Берроуз. После завтрака сажусь читать учебник по всемирной истории — надо же знакомиться и с соседними государствами — и совсем теряю чувство времени. Только когда в комнату вбегает Мэри с поросячьим платьем в руках, а Сара направляется набирать ванну, у меня закрадываются смутные подозрения.

Откладываю книгу, сажусь на кровати и неуверенно спрашиваю:

― Сегодня воскресенье?

Мэри, которая как раз вешает платье на дверцу шкафа, поворачивается так быстро, что поток воздуха всколыхивает приторно розовый подол.

— Конечно, леди Вивьен. И радость-то какая, наконец, хоть из четырех стен выберетесь. Развлечетесь, потанцуете…

Я угрюмо смотрю на наряд. Что-то меня грызут сомнения, что кто-то рискнет пригласить жабу в розовом безобразии. Одно радует — на воротнике белеет кружево. Мадам Жельбен выполнила просьбу. И я все больше и больше начинаю испытывать симпатию к этой замечательной женщине.

А дальше Мэри и Сара принимаются усердно готовить меня к выходу в свет. Впервые