перед дедом чашку крепкого эспрессо, от которого за километр разит «капелькой лекарства от давления», как Адам обычно называет алкоголь.

Замечаю, как Мика морщит свой аккуратный носик, подается вперед, хмурится.

— Адам, но вчера…

Прерываю ее игру в заботливую внучку, жестом подзываю горничную и даю знак унести кружку. Ёжик шумно выдыхает, как будто с облегчением. Хорошая актриса.

— О, возвращение блудного внука, — недовольно тянет дед. — Наступают «скучные» времена, — хмыкает с сарказмом.

— Если весельем ты считаешь аритмию, сердечные приступы и обострение бронхита, то да. Придется поскучать, — парирую я.

— Долго ли? — с прищуром смотрит на меня, а в выцветших глазах играют искорки.

Как дитя малое, ей-богу!

Хочется встать и уйти, в очередной раз показав характер.

Но.

Вспоминаю о мошеннице Мике, толпе «паломников» и…

— Долго, — соглашаюсь и откидываюсь на спинку стула. — Знаешь, дед, я решил вернуться в особняк. Будем скучать все вместе, — ухмыляюсь я.

И слышу звон бьющейся посуды. Прямо напротив. Ха!

Устремляю взор на Мику. Смотрю с ухмылкой, предвкушаю ее реакцию и желаю сполна насладиться вкусом победы. Но вместо растерянного лица передо мной по-прежнему дерзкое и усмехающееся.

Непонимающе свожу брови — и только потом обращаю внимание на сидящего рядом с Микой Эда. Он копошится и морщится, судорожно протирает салфетками рубашку, залитую кофе. Через мгновение к нам подбегает Елена и оперативно убирает с пола осколки разбитой чашки.

Так вот, значит, кто моего возвращения испугался. Шарлатан.

Правильно делает, что боится, однако… Меня больше волнует сейчас мошенница, которая выдает себя за внучку Адама. А она сидит как ни в чем не бывало, улыбается во все тридцать два, обнажая ровные, белые зубки.

Красотка, конечно. Но ей это не поможет.

— Прошу прощения, я к себе, — встает из-за стола Эд, кивает деду и спешит в свою комнату.

— Всем приятного аппетита, — поднимается Адам. — И спасибо за компанию, — подмигивает мне, а после — с добром смотрит на Мику. Очаровала уже его, лицемерка.

Мы с ёжиком подскакиваем одновременно. Я хочу догнать деда и поговорить с ним, а она, скорее всего, опасается оставаться в логове «родственников».

Отложив разборки с Микой, мчусь к Адаму. Захожу следом за ним в комнату и плотно прикрываю за нами дверь.

Дед неторопливо идет к выключенному электрокамину, опускается в кресло. Я сажусь в соседнее — и тут же замечаю архивные документы на столике. Значит, Адам готовился к разговору, но намеренно мучил меня. Ничего не изменилось в наших отношениях.

— Я могу?.. — указываю взглядом на бумаги и дожидаюсь одобрительного кивка. — И ты ей веришь?

Прокручиваю в руках папку, раскрываю, внимательно сканирую каждый лист.

— Я вижу, что она верит в наше родство, — неоднозначно тянет дед. — И документы подтверждают это.

— Бумаги можно подделать, — укоризненно качаю головой.

— Уверен, Мика этим не занималась, — безапелляционно рявкает дед, а я лишь хмыкаю с сомнением. — Но я в данный момент проверяю информацию, — обнадеживает меня.

— Отлично, — выпрямляюсь в кресле. — Я помогу!

— Исключено, — Адам выставляет ладонь, словно защищаясь. — Ты относишься к Мике с предубеждением.

— У меня есть на то свои причины, — отвожу взгляд.

— Но ты их не раскроешь, — говорит как факт. И оказывается прав.

Как мне объяснить то, что случилось между нами? Рассказать деду, как я хотел затащить в постель ту, кого он считает своей внучкой и моей двоюродной сестрой? А она меня опоила? Убежден, Адам на сторону Мики станет, да еще поржет надо мной. И потом обвинит.

— Кхм…

— Послушай, Ян, — дед подается вперед, упираясь руками в колени. — Какой бы взрослой, независимой и сильной не пыталась выставить себя Мика, в душе она очень уязвима. Если она действительно моя внучка, а пока что все на это указывает, то мы примем ее в семью.

— Ты уже принял, — перебиваю резко. — Заочно.

— Вспомни себя после смерти родителей, — бьет Адам по больному. — Только тебе было двенадцать — и тебя я забрал, а Мика с сестрой в младенчестве попали в детдом.

Не вовремя вспоминаю то, что произошло в комнате ёжика. И ее испуганное личико. Отмахиваюсь от неуместных мыслей. Жалость мне ни к чему в данной ситуации. Нужен холодный разум.

— Так у нее еще и сестра есть? — тяну хмуро.

— Да, близняшка. Знать нас не хочет. Обижена.

— Хм, — потираю подбородок, — а у нас в роду были близнецы?

— Да, — опускает взгляд дед и задумчиво умолкает, словно вспоминая что-то.

— Допустим, — листаю архивы, вчитываюсь. — То есть… Если я правильно понимаю, то Мика — дочь моего родного дяди Алекса? О котором сто лет ни слуха ни духа? — устремляю взгляд на деда. — Он жив вообще?

— Судя по тому, что рассказала Мика, нет, — хрипло произносит. — Получается, Алекс вместе с женой погиб в автокатастрофе в России.

— В России? — вскидываю голову, изучая деда. — Насколько я знаю, дядя Алекс бежал от «своего любимого папочки Адама» к канадской границе, — специально язвлю. — И это не метафора. Как он в России оказался?

— Когда это было? — отмахивается дед. — Задолго до рождения Мики. Алекс мог переехать. Он все контакты оборвал сразу же после отъезда. В любом случае, я все проверю.

— Хочу верить, что ты не допустишь ошибки, дед.

— Сопляк ты, Ян, поучать меня вздумал, — беззлобно хохочет Адам, закашливаясь. Я его выпад игнорирую, привык. — Лучше сосредоточься на своем троюродном племяннике Даниэле. Левицкие близких не бросают, — поднимает палец вверх.

С тех пор, как дед узнал о своей болезни, он всерьез озаботился семейными ценностями. Изучил всю родню до седьмого колена. Решил наладить связи, правда, некоторые вышли ему боком…

Потом начал исправлять ошибки всех родственников, даже дальних. Пытался помочь чужим семьям. Благотворителем заделался. И если поначалу дед пугал меня своей странной одержимостью, то после знакомства с Даном я, признаться, и сам подтаял, проникся желанием помочь ему.

Малышу всего два года, а он остался без родителей. Мать умерла, отец отказался. Сироту растила бабушка, однако сейчас она не в силах заботиться о внуке.

Порой мне кажется, будто над нашей семьей висит какое-то проклятие. Это ж как надо было предкам нагрешить, что по сей день отголоски стреляют в нас, рано забирая близких. Впрочем, та же тетя Александра вполне комфортно себя чувствует…

— Даниэль будет жить со мной. Его бабушка уже дала разрешение. Сама она в больнице, и… прогнозы неутешительные, — заканчиваю едва слышно. — Постепенно буду оформлять опекунство.

Да уж, я без пяти минут почти отец. Сказал бы мне кто-то подобное полгода назад, я бы рассмеялся ему в лицо. Но выбора нет. Дед не может заниматься малышом, а никому больше из нашей родни его не