Охотник опустил арбалет.

***

Ал смотрел на стоящую к нему спиной девушку. Кто она? Кто?

***

“ЭТО ТВОЙ ДОЛГ, ОХОТНИК! — Где-то в глубине мозга зазвучал Голос, — ТЫ ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ ЭТО!”

Охотник снова поднял арбалет, поймал в оптику прицела тонкую белую фигуру.

“ЭТО ТВОЙ ДОЛГ… — Продолжал твердить Голос, — ЭТО ТВОЙ ДОЛГ!!!!!”

Охотник выстрелил…

***

Вера внезапно обернулась и улыбнулась Алу, той своей обезоруживающей, манящей улыбкой. Что у него в руках? Солнце слепило глаза и не давало рассмотреть то, что держал в руках Ал. Она ещё раз улыбнулась ему и снова повернулась к морю…

***

Со свистом стрела рассекала воздух.

Она спиной чувствовала движение воздуха, полет стрелы… Кто этот сумасшедший, кто хочет посягнуть на Её жизнь здесь, на Земле. Здесь ведь другие законы, и к счастью, Она им не подвластна… Или может это наказание богов? Тогда Она примет смерть здесь, чтобы воскреснуть там, в Дакнесе… Жаль, тогда Она уже не сможет быть в этом Мире. А этот Мир Ей нравился своей несовершенностью и какой-то незаконченностью…

***

Улыбка девушки, стоящей на краю обрыва, врезалась в мозг…

***

Вырвала, заглушила пульсирующий в нем Голос. Охотник отбросил в сторону арбалет…Поздно — стрела выпущена на свободу. Ещё секунда, нет доля секунды и…охотник закричал и бросился вслед за стрелой…

***

Крик Ала испугал, ошеломил, вывел из внепространственного состояния. Вера непроизвольно дернулась в сторону и назад, подальше от края обрыва.

***

Она открыла глаза. Почему Она не приняла смерть? Где стрела? Она слышала, как рвался с привязи Стикс, почти физически ощущала его призывное ржание…

***

Вера посмотрела вниз — у её ног лежал Ал, что-то лихорадочно сжимая под собой. Она опустилась на колени рядом с ним, легко и нежно прикоснулась к дрожащим плечам:

— Что случилось, Ал? Что с тобой? Не надо, Ал, ты пугаешь меня…

Она приподняла его голову и посмотрела прямо в глаза — в них был страх, животный, неосознанный страх и глубокая невысказанная, боль. Она положила голову Ала себе на колени, погладила волосы.

— Всё хорошо, Ал, всё будет хорошо, — она пыталась успокоить его, как успокаивают маленького ребенка, которому приснился страшный сон, — всё будет хорошо… ты веришь мне?

— Да, — чуть слышно выдохнул Ал.

Вера подняла голову Ала к своему лицу. Страх в его глазах исчез, а вот боль и ещё что-то такое знакомое и неуловимое…ей захотелось, хоть как-то помочь, облегчить боль. В порыве она обняла Ала и прикоснулась губами к его сухим губам.

***

Она слышала, как рвется Стикс, как он пытается перегрызть крепкими зубами привязь, но ничего не хотела замечать, кроме бесконечного слияния губ и боли, застывшей в серых жестких глазах. Ржание становилось сильнее…

***

Я ничего не могу понять. Ал, что происходит?

Вера встала и пошла к брошенному велосипеду, достала из своей сумочки сигареты, закурила. Ал, в это время нашел среди брошенных вещей покрывало и пытался расстелить его в тени дерева.

Легла на покрывало, продолжая курить, успокаивая себя.

— Тебе помочь?

— Не надо, я сам, — наконец ему удалось расправить покрывало, — садись.

— Всё-таки, Ал, что произошло? — Выбрасывая окурок, спросила Вера уже спокойным голосом, умащиваясь поудобнее.

— Просто я испугался за тебя…

— Почему?

— Вдруг… — Ал, приподнялся на локте, возвышаясь над ней. Его серые глаза снова оказались так близко, — ты могла упасть…

— Это не ответ.

— А ты, вообще-то и не спрашивала.

Рука Ала скользнула по щеке, шее, притянула к себе её тело.

— Ал, — хотела спросить ещё что-то Веры, но губы Ала уже сковали её губы…

Вера опомнилась первая.

— Ал, пойдем лучше окунемся, по-моему, у нас температура, — она прикоснулась прохладной ладошкой к его лбу, — у тебя точно жар.

Они пошли купаться. Всё, казалось, было забыто и, до минуты расставания никто из них ни слова не произнес по поводу того, что произошло там, на краю обрыва.

Вера вернулась в «берлогу» в подавленном настроении, вспоминая всё то, что произошло днем.

Когда они с Алом возвращались домой, действительно, группа встречающих пополнила свои ряды. Скорее по инерции, чем ради желания развлечь деревенских сплетниц, Вера и Ал на прощание поцеловались, как сказала бы Вера «по-взрослому». Но, они оба чувствовали, что этот поцелуй не был порывом, как там, на краю обрыва, когда их просто какая-то непреодолимая сила бросила в объятья друг друга. Сейчас, на глазах этих старых «калош», это было просто «показательное выступление».

Проходя мимо конторы Вера краем глаза заметила Арсена, который делал ей жест подойти. Только его не хватало! Сначала Вера хотела сделать вид, что “случайно” не заметила ни Арсена, ни его энергичных жестов, потом поняла, что пройти просто мимо не получится. Мысленно выругавшись самыми грубыми ругательствами, Вера вздохнула и нехотя подошла ближе.

Вместо приветствия Арсен постучал указательным пальцем по лбу. В его понимании это был особый жест, означавший патологическую тупость:

— Жэнщына, у тэбэ, совисть ест? — Громко и с обычным наигранным акцентом спросил Арсен, продолжая жестикулировать, — кто маме званыть будэт, ты или я? Я, канэшна, нэ знаю гдэ ты, но магу и вспомныть…

Вера понимала, что Арсен, не будучи лично знакомым с матерью Веры, на данный момент её не выдаст, но… Огромное “но” — Арсен знал Дина, Дин знал мать Лины и… один звонок Дину и уже завтра мать в паре с Дином будут готовы примчаться куда угодно, лишь бы вернуть “блудную дочь”.

Слушая гневную тираду Арсена. Вера поняла, что так и произошло: мать, не сумев дозвониться Лине начала доставать звонами Дина… А Вера, как никто знала, как мать может доставать. Дин позвонил Арсену, а теперь Арсен по цепочке, как в детской игре в испорченный телефон, выплескивает все страхи матери и Дина на неё.

Вера клятвенно заверила Арсена, что позвонит маме и сама уладит недовольство.

Со злостью на мать Вера резко завела “старушку-развалюшку” и вырулила от кладбища на дорогу к “берлоге”. В которой раз Вера ловила себя на мысли, что у матери просто врождённый талант появляться не вовремя и нагло вторгаться, как говорил двоюродный брат Веры, в кристально чистую душу в грязных кирзовых сапогах.

Подъезжая к “берлоге” Вера морально почти настроилась на разговор с матерью. Почти… На подсознании готовясь к стандартному сценарию и стандартным обвинениям со стороны матери, что Вера не так живёт, не так поступает, не тех мужчин выбирает и всё в жизни Веры “не так, как хотелось бы её мамочке, которая желает для неё, единственной и любимой доченьки всего самого лучшего”. При этом мать ни разу даже не удосужилась спросить у самой Веры: “А чего ты, дочь хочешь?”. Нет, нет, и ещё раз нет. В голове матери с самого рождения существовал план жизни Веры. Мать никогда не волновало, что её грандиозный план ни по одному пункту не находил отклика в душе Веры. И, скорее всего, уже никогда и будет волновать.