…Вход в катакомбы, откуда их вывели люди полковника Глебова, был теперь забран густой решеткой. Массивный замок выглядел угрожающе, но Фрол, специально заехавший как-то днем взглянуть на него, лишь похмыкал и попросил у Келюса разрешения покопаться в инструментах деда. В свое время Лунин-старший недурно слесарил в свободное от партработы время, и дхар, быстро заполнив сумку всем необходимым, остался доволен.

Они вышли из дому поздно вечером, чтобы иметь побольше времени до рассвета. С полчаса они бродили у Дома на Набережной, поглядывая по сторонам, но все было тихо. Если за ними и следили, то обнаружить это не представлялось возможным.

У решетки, загораживавшей вход, было также спокойно. Келюс стал светить фонариком, а дхар, тихонько насвистывая, занялся замком. Стальной страж явно не оправдал доверия тех, кто его повесил – не прошло и пяти минут, как дхар удовлетворенно хмыкнул и осторожно приоткрыл решетку.

Из подземелья несло холодом и сыростью. Келюса передернуло. Он плотнее запахнулся в специально надетую по этому случаю теплую куртку и осторожно шагнуть вглубь. В ту же секунду услышал – или ему показалось как в глубине темного тоннеля раздался тихий стон. Николай замер.

– Чего там? – торопил его Фрол, заглядывая через плечо в темноту. Пошли быстрей, елы!

– А ну-ка, «Мессинг», – предложил Лунин, освобождая проход, послушай…

Фрол озабоченно прислушался, затем провел по воздуху руками, подумал и решительно заявил: – Никто! Там, Француз, даже кошака бродячего, и того нет. Ручаюсь.

Келюс не стал спорить, и они двинулись вперед, посвечивая фонариком. Вокруг было тихо, только песок шуршал под ногами да слышался все усиливавшийся стук падавших капель воды. Келюс старался ни о чем не думать, но долгий путь в тоннеле сам собой рождал воспоминания…

…Здесь их вели омоновцы, здесь Келюс увидел серый предрассветный сумрак, сменивший чернильную темноту, а здесь уже стояла тьма; тоннель вел все глубже, приближаясь к подземному залу, где Михаил Корф в последний раз смотрел на неровный свет умирающей свечи…

Теперь в зале было пусто, только следы пуль на стенах да неглубокие воронки на полу напоминали о той ночи. Луч фонарика упал туда, где они оставили Корфа и Кору. Там тоже никого не было: тело барона лежало в навек запаянном гробу, а то, что осталось от Тани Корневой – Коры, – как сказал Келюсу следователь, передали ее родным. Внезапно фонарик упал на что-то, тускло блеснувшее в его свете холодной сталью. Егерский нож – трофей барона – лежал там же, где его оставили, незамеченный теми, кто забирал тела.

– Мику отдадим, – решил Келюс, пряча находку. – Все-таки память Они свернули налево и пошли по узкому коридору. Последний раз Келюс был здесь вместе с людьми полковника Глебова, когда шел за скантром. С тех пор здесь ничего не изменилось. То и дело слева и справа в свете фонаря возникали ниши, под ногами шуршали то мелкие камни, то битый кирпич: воздух был все тот же – сырой, затхлый, казалось, наполненный каким-то давним ужасом.

– Сейчас гроб будет, – вспомнил невозмутимый Фрол. – Не боись, Француз, прорвемся.

Луч фонарика выхватил из темноты нишу вместе с черной крышкой, и тут рука Келюса дрогнула: гроб был открыт, крышка сдвинута в сторону, каким-то чудом не упав на землю. Фрол покачал головой, забрал у Келюса фонарик и, посветив, заглянув внутрь.

– Пусто, – Лунин, преодолевая невольный озноб, заглянул следом. Наверное, взломали. Кладоискатели, бином…

Фрол осмотрел края крышки и вновь покачал головой: следов взлома не было. Длинные ржавые болты говорили о том, что крышку попросту вырвали с чудовищной силой. Но ухватиться было не за что: поверхность казалась гладкой.

– Вот елы! – констатировал Фрол. – Либо у кого-то дури побольше, чем у Василия Алексеева и он просто за края взялся, либо…

– Либо что? – поинтересовался Лунин, заметив, что Фрол замолчал.

– Либо изнутри нажали, – неохотно закончил дхар и тут же бросил: Пошли отсюда, Француз, мебель, в карету ее!

Вскоре они добрались до ниши, где оставили документы и оружие. Тайник был в полной сохранности, даже бумага, к удивлению Келюса, не особенно отсырела. Тонкие папки сложили в стопку и спрятали в захваченный с собой рюкзак. Туда же Фрол уложил оба револьвера. Автоматы решили покуда не трогать.

– Ну чего, – заметил дхар. – Назад? Или на Алию поглядим?

Николая передернуло. Ни за какие сокровища он не смог бы заставить себя вновь подойти к запечатанному дхарским заклятием входу, за которым лежали кости князя Полоцкого.

– Пошли отсюда, Фрол – тихо предложил он. – Хватит на сегодня, а?

– Сейчас, – дхар напряженно вслушивался, затем осторожно провел по воздуху руками.

– Можно не смотреть. Сняли мое заклятье. И Алии там, елы, нет. Так что заряди-ка, Француз, браунинг: мало ли чего…

Впрочем, обратный путь прошел без приключений, разве что Келюс пару раз оступился и слегка ушиб ногу. Всю дорогу Лунин напряженно прислушивался, но вокруг стояла все та же жутковатая тишина.

– Слышь, потомок Гхела, ты уверен? – спросил Келюс Фрола, покуда тот возился, запирая замок.

– В чем?

Если открыть замок не составило труда, то обратный процесс вызвал куда больше трудностей.

– Ну заклятье, бином. Алия…

– Да, – коротко ответил дхар. – Знаешь, Француз, когда мы обратно шли… Не хотел, елы, тебе на нервы действовать…

– Там кто-то был? – Келюс похолодел, хотя замок наконец закрылся и от подземелья их отделяла стальная решетка.

Как бы в ответ откуда-то из глубины до них донесся чудовищный вой, полный такой тоски и ненависти, что даже невозмутимый Фрол отступил на шаг назад.

– Ярты?

– Нет. Это гургунх-эр. Потом объясню, Француз. Решетка – это, елы, конечно, хорошо…

…Только дома, свалив добычу прямо на пол и запечатав дхарским заклятием двери, они перевели дух.

– Прямо не знаю, как тебя здесь, Француз, оставлять, – озабоченно заметил Фрол. – Ну и город, елы! Прав дед, хуже нашего леса. Поехали со мной, а? У нас в Дробь Шестнадцать тихо… Ну, февральский волк там…

– Нет, я привык, – покачал головой Келюс. – Если б у нас в Столице только и бед было что ярты, то это, считай, бином, курорт… Да ладно, куда я денусь! Ты лучше скажи, Принц Дхарский, что это за гургунх-эр?

– Это как ярт. Только он – вроде яртам хозяин. Его колом не возьмешь…

– Вроде Волкова? – предположил Келюс.

– Не-а. Волков – он человек. А гургунх-эр – они еще до людей были… Они… Да ладно, Француз, может, врут. Сам я их не видел. Слышал только…

Они почистили оружие, честно поделили скудный запас патронов, после чего Келюс спрятал серые папки в старый чемодан. Сверху он набросал разное тряпье, и чемодан совместными усилиями был водружен в самый дальний угол антресолей.