в груди клокотала глухая злоба и досада. Наверное, именно от досады он и пнул тогда бездомного пса, увязавшегося за ним на окраине леса. И испытал от этого пинка такое наслаждение, которого раньше и представить себе не мог. Воспитанный строгими родителями, он никогда не обижал слабых. Даже рогатки не имел. Поэтому никак не мог ожидать, что обиженный визг кривоногой лохматой собачонки поднимет у него в груди такую бурю эмоций. Исключительно положительных эмоций, хотя и густо замешанных на стыде. И, что чувствовалось ещё самым постыдным — этот полный негодования визг сумел сделать то, чего не смогла неумело кривляющаяся Варя. Подросток Андрюша кончил себе в штаны.

Так лес превратился из места любовной игры со страшноватой, но доступной одноклассницей в его личную пыточную. Первая собачонка сбежала, но ни одной из последующих он уйти не позволил. Худой и нескладный мальчишка проявил осторожность и изобретательность, несвойственную его возрасту. Он разработал целую систему, по которой выбирал и прикармливал жертв. В дупле одной из ничем не примечательных корявых сосен он оборудовал тайник, в который сложил нож, прочную верёвку и рабочие перчатки. Ни одно из пыточных приспособлений никогда не покидало леса, и все предметы своего жутковатого инструментария он украл у разных людей. Андрюша никогда не появлялся с будущей жертвой на людях, никогда не пользовался популярными среди местных жителей тропами и никогда не убивал дважды в одном и том же месте. Порой его жертв находили, но никому даже в голову не приходило подумать о том, что подобное с несчастными животными творил человек.

Так зверь в человеческом обличии набирался опыта. Уже к шестнадцати годам он изучил лес, как свои пять пальцев. Его мозг, не способный удержать в памяти и осмыслить школьную программу, внезапно заработал с невиданной силой. Он мог без запинки перечислить каждое место, где убивал ту или иную зверушку, вспомнить окрас каждой жертвы и её особые приметы. На практике он познал такие тонкости пыточного мастерства, какие не снились большинству палачей инквизиции. В особенно удачные дни у него получалось по несколько часов сохранять собаке жизнь, то мастурбируя, то нанося ей всё новые и новые увечья.

И разумеется, преуспев в своём увлечении, он стал беспечным. Ему показалось, что достаточно соблюдать несколько простых правил, чтобы не быть пойманным. В воображении Андрюши он переродился в кого-то вроде киношного злодея, Фантомаса, неуловимого и запредельно опасного. И этот образ рухнул в один краткий миг. Когда за спиной у садиста, самоудовлетворяющегося над телом бьющейся в предсмертной агонии дворняги, хрустнула ветка. К тому моменту он уже хорошо изучил лесные звуки и знал, что так сухо и коротко может щёлкнуть лишь валежник под кирзовым сапогом. Тело маньяка среагировало куда быстрее мозга. Не успел ещё смолкнуть страшный звук, как ноги будто сами собой понесли его вперёд. На ходу пытаясь натянуть штаны, живодёр ломился через кусты, едва не рыдая от ужаса. Но к его счастью, когда случайно забравшийся в его тайник грибник обнаружил истерзанную собаку со связанными лапами, он находился уже далеко.

Весть о неслыханном инциденте, разумеется, облетела всю область в считанные дни. Чудовищная жестокость, с которой злодей расправился с псиной, привела людей в ярость. Новость обсуждали на каждом углу. Женщины поджимали губы и осуждающе качали головами, мужчины в бессильной ярости сжимали кулаки и трясли ими в воздухе, обещая расправиться с садистом так же, как он поступил с животным. И Андрей, стараясь внешне сохранять спокойствие, ходил по городу, чувствуя, как его буквально сжигает изнутри страх. Глядя на мускулистые руки заводских работяг и их пудовые кулачищи, он обливался потом и чувствовал, что глаза начинало щипать.

Страсти улеглись примерно через неделю, едва не стоившую Андрюше нервного срыва. А потом у людей, во все времена отличавшихся короткой памятью, появились новые, более радостные темы для обсуждения. Замученную собачонку списали на неведомую абстрактную «городскую шпану», которая взялась невесть откуда и, видимо, растворилась в воздухе.

Начинающий маньяк смог, наконец, вздохнуть спокойно. Но урок, полученный тем летом, он усвоил накрепко. И даже спустя тридцать пять лет чувствовал, как по спине бегут мурашки и собирается капельками на лбу испарина от этих воспоминаний…

— Пап?

Андрей Семёнович вздрогнул и понял, что уже довольно долго стоит, теребя в руках ключ от тяжёлой двери в камеру. Воспоминания о юношеских приключениях неожиданно увлекли его. Даже помня свой страх, он чувствовал ностальгию по тем дням. Что и говорить, хорошее было время…

— Да, Пашка, идём.

Отработанным движением вставив ключ в личинку замка, мужчина отпер дверь.

23.

Суматоха на опушке Казачьего леса успокоилась лишь ближе к полудню. Суетились люди в камуфляже, переговариваясь о чём-то между собой и с местными. На самом деле их приехало немного, волонтёров, откликнувшихся на призыв о помощи, но Свете, которую в штаб поисков ненадолго привёз участковый, казалось, что она попала в добрую сказку. И поисковики, большей частью молодые, на десять-пятнадцать лет младше неё, представлялись ей волшебным войском, совершенно внезапно явившимся на выручку.

Руководила поисковой партией Наташа — бойкая девушка-бухгалтер из Липецка. Именно её усилиями слились в один более или менее организованный коллектив три группы добровольцев: наиболее сердобольные грачёвцы, студенты из липецкого турклуба, на страничке которого зачем-то отписался Артём, и, собственно, волонтёры из поисковой организации. К тому моменту, когда недалеко от леса развернули полноценный лагерь, первые «лисы» — отряды в два-три человека — уже возвращались из «ходок». Они не прочёсывали бор по старинке, широкой цепью. Каждая «лиса», экипированная рацией, осматривала определённый квадрат, расположение которого определялось вместе с местными охотниками как наиболее вероятное место, куда могла отправиться неопытная заблудившаяся девчонка. «Хожую» часть леса, хорошо знакомую даже приезжим, уже не трогали, ведь все ясно понимали, что там Кати нет. А это означало, что ночь она провела в чащобе, одна, без подходящей одежды и снаряжения, без еды и воды.

Сперва Света подумала, что ей тоже предстоит отправиться в лес, но координатор её успокоила.

— Вы нужны не здесь, Светлана. Будьте дома. Ждите. Мы сами всё сделаем.

Наташе ещё очень хотелось добавить, что, отправь она Свету в лес, добьётся только появления нового «потеряшки», но она сумела прикусить язык.

— Вот если бы папа Кати мог приехать — ему бы мы занятие придумали.

— Папа Кати… — начала Света и осеклась.

Наташа коротко кивнула, не расспрашивая дальше. Во-первых, она и так всё понимала. Во-вторых, до таких личных драм ей дела не было.

— Значит, будьте дома. Ваш телефон у нас есть, мы с вами