старик провёл, шатаясь туда-сюда по кривым улочкам, шаркая и загребая ногами в старых сапогах щебень. Мысли о пропавшей девушке, Андрее Семёновиче и неведомом зле, растущем и зреющем прямо посреди города, ставшего ему родным, вертелись в голове старика всё быстрее. Он постепенно погружался в состояние, одновременно похожее на транс и горячечный бред.

Когда же на востоке забрезжил рассвет, дядька Митяй понял, что нужно делать. Несколько покрытых слоем пыли машин промчались по узким улочкам в сторону леса. На борах смутно виднелись в предрассветных сумерках эмблемы, изображавшие не то компас, не то розу ветров. Поисковики! Новые, ещё не знакомые с ним люди. Способные выслушать его непредвзято. Способные поверить ему!

Он хотел немедленно отправиться вслед за новоприбывшими, но в этот самый миг усталость, словно тяжёлое пуховое одеяло, легла ему на плечи. Ноги старика задрожали, колени подкосились, и он, скорее всего, упал бы, если бы не успел вцепиться в столб. Дядька Митяй с тоской вспомнил о временах своей молодости, о военном времени. На войне было страшно, куда страшнее, чем сейчас, но выручали молодость и врождённая выносливость… Тогда у него выходило не спать и по двое-трое суток. Больше семидесяти лет прошло, и он уже настоящая развалина, как душа-то в теле держится…

Отогнав от себя грустные мысли, дядька Митяй кое-как распрямился и зашагал в сторону дома. Пока голова относительно ясная, а руки с ногами не отсохли, он ещё на многое способен. Нужно только немного отдохнуть. Хотя бы пару часов.

20.

Глупо и напрасно. Именно так оценил всё то, что совершил накануне, бывший охотник, любящий отец и жестокий маньяк Андрей Семёнович. Глупо и напрасно. Он сглупил, похитив девчонку. И совершенно напрасно притащил её домой. Она стала далеко не первой его жертвой, но до неё никто не покидал темницу, ни живым, ни мёртвым. Так и стоило ли нарушать традиции?

Мужчина проснулся рано, сказалась привычка. Похмелье ворочалось в его голове злобной змеёй, готовой в любой момент забиться внутри черепной коробки, жаля нервные окончания. Слабый свет, отфильтрованный через мутные стёкла, покрытые толстым слоем пыли, резал глаза. Но куда хуже были звуки, неотвратимо пробивавшиеся через тонкие деревянные стены. Скоро Грачёвск проснётся и заживёт своей повседневной жизнью: залают, переругиваясь, собаки, старушки на лавках в палисадниках примутся обсуждать последнюю шокирующую новость. Вдалеке заревут трактора и автомобили. Город будет жить.

— Пашка-а-а! — не своим голосом заревел Андрей Семёнович, на мгновение похолодев от мысли, что сын мог воспользоваться его сном и отправиться к девчонке. — Пашка, твою мать!

К счастью, тот откликнулся быстро. Голос парня, ещё не забывшего вчерашнюю взбучку, звучал испуганно:

— Я тут, папка!

В спальне на втором этаже что-то рухнуло на пол и быстро зашуршало.

— Опять дрочил, сучий сын… — пробормотал мужчина.

— Чего?! — снова заорал Пашка, не расслышав.

Громкий голос резанул уши Андрея Семёновича, отозвавшись звоном в глубинах черепа. Мужчина поморщился.

— Задницу свою вниз тащи, вот чего!

Прижав ладонь ко лбу, чтобы хоть немного унять боль, Андрей Семёнович поднялся со стула. Колени громко хрустнули и заныли. Морщась, толстяк подхватил с плиты кастрюлю, в которой оставалось немного картофельного пюре и замер, задумчиво разглядывая её содержимое. С одной стороны, этого казалось мало для девчонки, которая не ела уже около суток. С другой же, закармливать её не хотелось, Пашка не любил фигуристых. Несколько секунд потребовалось мужчине, чтобы принять решение. Открыв холодильник, он извлёк из него вторую кастрюльку, в которой уже несколько дней кис борщ. Долив в пюре бульон, Андрей Семёнович оглядел получившуюся жижу и оказался вполне доволен результатом.

Он ещё раз выкрикнул имя сына, и тот отозвался прямо у него за спиной:

— Я тут, папка.

— Ага. Пойдём, надо невесту твою покормить.

Андрей Семёнович посмотрел, как заливается краской лицо его отпрыска, и подумал, что, как бы там ни было, он смог стать хорошим отцом. А какой же хороший отец не захочет помочь своему сыну обрести счастье?

21.

В старом доме, где Марина и Света провели своё детство, пахло чем-то казённым. Непривычные ароматы остались после раннего визита следователя из местного отделения полиции. Коротко, но деликатно опросив женщин, он ушёл, оставив после себя слабый шлейф дешёвого одеколона и пота, а ещё — обещание сделать всё возможное для поисков пропавшей девушки. Фраза эта показалась до боли похожей на ту, которую врачи произносят, разговаривая с родственниками умершего на операционном столе пациента. Но никто не решился её комментировать.

Потом Света долго рыдала, а Марина деловито, хоть и слегка заторможенно после бессонной ночи, накрывала на стол. Ели молча, уткнувшись в тарелки и не глядя друг на друга.

А ещё немного позже раздался телефонный звонок, возвещая, что на кое-как составленное письмо откликнулись волонтёрские организации. Поиски Кати начались в полную силу…

22.

Андрей Семёнович в сопровождении своего сына зашёл в гараж и выждал некоторое время, чтобы удостовериться в том, что его не окликнет никто из соседей. Потом медленно спустился в яму. Обычно мужчина не рисковал ходить в погреб днём, делая это только рано утром, пока ещё не наступил рассвет, либо через несколько часов после заката, когда все уже спали. Он соблюдал меры предосторожности. И никогда не похищал людей, живших неподалёку. По крайней мере, никогда раньше не похищал.

Вздохнув, мужчина осторожно подцепил потайную дверцу и беззвучно уложил на дно ямы. Когда и он, и его сын оказались на скрытых этим листом ступеньках, он взялся за приваренные с обратной стороны листа ручки и поставил её на место. Спускаясь вниз по тонущим в полумраке ступеням, сгорбившись в три погибели и отставив от себя, насколько позволяло пространство, неприятно пахнущую кастрюльку, Андрей Семёнович вспоминал детство. Свои первые шаги по кровавому пути.

Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. И он, подросток Андрюша из маленького городка, почти все жители которого трудились на химическом заводе, производя для страны краску, почувствовал вожделение. Поначалу он пытался отнести это странное свербящее чувство на счёт своих ровесниц, от округлившихся форм которых было так трудно оторвать взгляд. Даже сумел-таки склонить одну из них к близости. Не слишком умную и не слишком красивую Варечку. Прошло уже много лет, а он так и не забыл её лицо — скуластое, квадратное, с выпирающей нижней челюстью…

Впрочем, в тот раз эрекция так и не наступила. Он обвинил во всём внешность Варечки, хотя в глубине души и догадывался, что дело не в ней, а в нём. Один из множества механизмов его тела дал серьёзный сбой, и от этого