к шкафу, отодвинув повеселевшую Ынбëль, и недовольство уставился на стопку чистых подушек, одеял и простыней на любой вкус. Сверху лежала пачка прищепок, заколок и лент. — Предатели. И куда они дели дикобраза?

— Дикобраза? — то ли с ужасом, то ли с восторгом переспросила Ынбëль. — Ты хотел, чтобы на меня выпрыгнул дикобраз?

— Чему улыбаешься? — сердито запылал Эр-Джей. — Я его еле затащил.

Внутренности шкафа были расцарапаны и словно немного кровили. Наверху сидели пауки, брюшки и лапы которых слегка поблëскивали. Они послушно разбежались, когда Ынбëль на них подула.

— Вот поэтому я и не держу ничего в шкафу, — брезгливо сказал Эр-Джей, вещи которого скомканными могилками валялись по всей комнате. — Джебедайя чуть с ума не сошёл, когда я притащил распылитель и решил потравить этих тварей.

Ынбëль слушала в пол уха, вытаскивая мягкие детали своего будущего логова. Запах разносился чудесный. Благородный, травяной. К ногам неожиданно вылетел конверт. Ынбëль увидела, как блеснули глаза Эр-Джея, но успела схватить его раньше и, победно хихикая и отбегая назад, развернула. Зачитала послание: «Выбила у Эша предсказание, потому что знаю натуру Эр-Джея, и украла у Джеба его любимые растения. Ты любишь шалаши, я знаю. И Эш знает. И Перси. И вообще весь дом, я каждому разболтала. Спокойной ночи!» Внутри конверта лежал лазурный леденец на палочке.

— Лекси постаралась, — сердито выдохнул Эр-Джей. — Всегда она так. Бесит.

— Выйди, — попросила Ынбëль, благодарно прижимая конверт к груди, — мне нужно переодеться.

— Мне теперь каждый раз нужно будет выходить? — огрызнулся он.

— Да.

— А если ты закроешься? — упорно допытывался Эр-Джей.

— Ты что-нибудь придумаешь.

— У нас не запираются.

— Учту.

— Ночью я тебя задушу, если ты так сделаешь.

— По рукам, — Ынбëль помахала ему и захлопнула дверь. Подумав, запираться всё же не стала, но решила встать поближе к двери. Вытащила пижаму из вазы и придирчиво её осмотрела: ни кнопок, ни лезвий, ни лягушек. — Славно.

Она быстро влезла в хлопковую ткань, отряхнулась, открыла дверь (хмурый Эр-Джей тёмной тучей забрался на свою кровать) и снова полезла в шкаф. Присела, стала перебирать всё, что хранилось внутри. Нашла раздавленный бумажный самолётик, три кольца, верёвки, зубчик от расчëски, ловец снов, большие наушники и плеер. Восхищëнно подняла последнюю находку высоко над головой и очарованно протянула:

— Он ничейный?

— Впервые его вижу. Ты чего, — озадаченно отозвался Эр-Джей, наблюдавший за Ынбëль, как за зверьком, — плеер никогда в руках не держала?

Ынбëль не ответила. С радостью надела большие наушники, как помутневшую корону, села на нижнюю полку шкафа, прижалась к стенке и стала нажимать на кнопки, переключая музыку. Эр-Джей видел в ней умалишённую. Особенно когда она, тихо всхлипнув, покраснела. Вот-вот заплачет.

— Ну и соседка мне досталась, — услышала Ынбëль сквозь наушники. — Эй! Ты! Шалаш лучше делать около окна. Карниз крепкий, к нему и привязывай всё. Чего пялишься? Слушай человека, у которого было детство. Только делай так, чтобы ничего не свалилось, а то твой шалаш пол проломит. И не мешай мне спать.

Ынбëль отсалютовала и, смаргивая слёзы, принялась за дело. Лекси перестаралась с подарками: в наволочках были другие, слегка мокрые наволочки, а из позабытых в пододеяльниках носков можно было сплести гирлянду. Ынбëль не меньше часа выбирала заколки, ленты и прищепки из горы украшений. Затем тщательно сравнивала верёвки и взвешивала цвета. Остановилась на оранжевом, красном и жёлтом. Одеяла пришлось подвязывать ещё и резинками, тайком вытащенными из спортивных штанов Эр-Джея. Ынбëль увлечённо копалась в шкатулке с талисманами, когда старенький плеер разрядился.

— Нет, — она огорчëнно вздохнула, барабаня по кнопкам, — живи. Живи, пожалуйста. Блин!

— Ты с кем? — сонливо хрипнул Эр-Джей. — И как тебя, кстати, зовут вообще?

— С плеером, — ещё один стук по кнопке. — Ван Ынбëль.

— Китаянка, что ли?

— Американка. Корейского происхождения, — к таким вопросам она привыкла в начальной школе, когда выглядела не так плохо и с ней ещё пытались общаться.

— Дай сюда, — парень вытянул длинную руку, которая практически доставала до пола. — Я Эр-Джей Кайл Гиббз младший.

— Сам выдумал? — Ынбëль передала ему плеер с мыслью, что прямо сейчас он кинет его прицельно ей в зубы.

— Не. Ведьмы, — Эр-Джей лениво прошёлся пальцами по корпусу и шмыгнул носом. — Знаешь, электричество здорово отшибает память. А меня к тому же убило. Помню только дом. И что в нём всегда пахло мятой, как от тебя. Лови.

Он бросил плеер обратно, отвернулся и замолчал. Ынбëль покрутила в руках наушники. Тихо предположила, ковыряя дыру в ковре:

— Видимо, творилось что-то плохое? В том доме.

— Нет, — глухо ответил Эр-Джей. — Меня там, кажется, любили.

Мальчик, которого любили, но он об этом ничего не помнил, и девочка, которую терпели и которая помнила всё. Сложно сказать, кому пришлось хуже, но Ынбёль стало жаль Эр-Джея.

— Приве-е-ет, — дверь с ноги распахнулась, и внутрь влетела абсолютно счастливая Лекси. — Ух ты, вы оба живы! Я так рада! Решила проведать вас на ночь.

Она закружила, залезая носом в каждый угол. С упоением отчитала Эр-Джея, скрывшегося в глубинах кровати, попрыгала, но достать до него не смогла, не растерялась и принялась за Ынбëль.

— Его нужно заставлять что-то делать, понимаешь? За-ста-влять. Можете даже подраться, в этом нет ничего страшного. Джебедайя, конечно, сейчас ужасненько злой из-за того, что я украла его растения и постирала их с подушками, но, думаю, он не оставит ваши переломы без внимания…

Как бы Ынбëль ни злилась на перебранку, побег из комнаты и ожог на запястье, она облегчённо вздохнула. Если бы Эр-Джей всерьёз попытался её убить, щебетавшая даже во сне Лекси мигом пришла бы на помощь. Возможно. Теперь не узнать.

— Красиво, — Лекси приземлилась у одеяльного шалаша. Порылась в кармане, разломала в пальцах флакон и выпустила с ладони блёстки. — Ну вот. Теперь шалаш похож на большой распахнутый глаз. А такие блёстки я в детстве сыпала на веки. Решила поделиться. Добрых снов, Бел!

И, клюнув Ынбëль в горячую щёку, она резво убежала восвояси.

— Я бы её не выдержал, — донеслось сверху. Ынбëль задрала подбородок и взглянула на Эр-Джея, который свесился с кровати лицом вниз. — С ней один день сразу за три проходит. Всегда говорит. Громко говорит. И вечно смеётся. Как можно быть такой?

Ынбëль стало до жути неприятно. Она потрепала лоскут шалаша, с которого посыпались блёстки, и забралась внутрь, чтобы не отвечать. Воззрилась к тканевому небу. Крепко зацепилась ногтями за одеяло, надеясь, что так никто коридорный её не утащит.

В детстве мама говорила ей, что время настало. Дьявол проснулся. Дьявол ходил, как рыкающий лев, и искал, кого проглотить. Ынбëль не знала, откуда мама