проявление воли молотка? — спросил я, игнорируя вопросы эльфа. — Эрегор, я вижу, что тебя буквально трясет после визита в Н’аэлор. Особенно во Дворец на Холме. Той ночью ты был просто молотком, как и сотни лет до этого. Именно поэтому я не стал лишать тебя жизни, именно поэтому Нильф приняла мое решение, ведь богиня тоже понимает, кем ты был. Я думаю, все это понимают, кроме тебя самого. А касательно твоего задания в Налоре… Это было необходимо.

— Дерзкий замысел. Голова преступника и потенциального мятежника в качестве подарка на годовщину правления… — покачал головой эльф с печальной усмешкой. Он все же отложил в сторону ложку и потянулся к стакану с легким столовым вином. — Учитель, вы бы видели, как они на меня смотрели.

— Как же?

— Как на дикого зверя. Даже Ее Величество была…груба. Я понимаю, что явись я в ее кабинет, разговор бы прошел в совершенно ином тоне, но прилюдно реакция королевы Ирен ничем не отличалась от реакции любого деревенщины, когда тот видит вот… это.

Эльф поднял ладонь и провел ее перед лицом.

— У инструмента нет воли, Эрегор. Просто прими это.

— Наверное, уже принял. Именно поэтому в саду дворца я и не стал вспоминать свои прежние титулы, когда я был, как вы говорите, инструментом. Я просто назвался вашим учеником, этого было достаточно. Вопрос только в том, изменило ли это хоть что-то.

Это было необычно для Эрегора. Многословие, хандра. Всегда активный, часто язвительный, сейчас эльф походил на кусок половой тряпки.

— Ты знаешь, что привез мне Арлен?

— Да, — коротко ответил эльф, отпивая вина. — Я знаю.

— В этом причина твоей тоски? — прямо спросил я.

Эрегор замер, осторожно поставил стакан на стол, после чего задумчиво бросил взгляд за приоткрытые оконные ставни, на серый и унылый Мибензит.

— Я способен на многое, учитель, но есть вещи неподвластные даже богам, — ответил Эрегор. — Так что я отношусь к этому, как к неизбежному. Можно ли тосковать из-за того, что лето сменяется осенью? Или из-за захода солнца?

В тот день из кабинета мы так и не вышли. Впервые за многие сотни лет я придался хмурому пьянству, составив компанию своему ученику. Я видел, что Эрегора нельзя оставлять в одиночестве. Визит на родину после трех лет ссылки всколыхнул воспоминания, растеребил старые раны и обиды. Было видно, что сомнения сжирают советника изнутри, хотя в обычные дни он был будто выкован из стали.

Когда столовое вино закончилось, я достал из шкафа кувшин дарканского. После в ход пошло пиво, опять столовое вино, а уже к полуночи мы с Эрегором пытались упиться гномьей водкой.

Вот только он много лет был жрецом Нильф и магом, а кроме того — и тренированным эльфом, а я — Владыка Демонов. Вино нас толком не брало, пивом мы утоляли жажду, и даже гномья водка не могла пробрать, выветриваясь из головы раньше, чем мы успевали выпить достаточно. Но мы с Эрегором старались. В какой-то момент эльф строго вознамерился потерять человеческий облик и стал пить гномье зелье стаканами, но и это не возымело должного эффекта. Ритуал, который на время наделил Эрегора моими силами, окончательно не развеялся, кровь Владыки еще эхом бродила по жилам моего ученика.

Разошлись по своим комнатам мы только к полуночи. Уставшие, но все еще безобразно трезвые для такого количества выпитого. Еще один дар Нильф, который изредка оборачивается проклятьем — если встал на путь служения Третьей, смерть на дне стакана тебе более не грозит.

Следующие недели прошли в заботах. Мы кое-как смогли утрамбовать сильно возросшие силы по казармам. Часть бойцов Филверелла перешла под командование лорда Арлена, часть — убыла в Вечный Лес, не желая нести службу в Мибензите. Наемников пришлось разделить на две группы, а основная ударная сила — солдаты лорда-командующего заняли цитадели и приступили к подготовке укреплений для будущих сражений.

Я несколько раз наведывался в бордель госпожи Циркон, но более контакта с Гильдией Теней не имел. Либо патриархи не желали высовываться лишний раз, либо опасались, что я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться. А пока предложение не озвучено, то и решать ничего не надо.

Гоняться за притихшими и залегшими на дно ворами я не стал, а вместо этого мы с Эрегором просто установили два поста стражи в южной части города, где и разместили необходимые нам алтари. Кроме этого я надежно защитил их магическими барьерами, не только от атаки других колдунов, но и от простых людей.

В то же время мы запустили целый ряд судов над теми, кто работал в пещерах на Владыку Харла и кто прямо или косвенно был замешан в том, что теперь называют Судной Ночью Мибензита.

Покаявшиеся отделались крупным штрафом — если с них было что взять — либо же высылкой из города, упрямцев же приходилось либо заковывать в кандалы и отправлять на каторжные работы, либо казнить. Последняя мера воздействия была крайней и довольно редкой. Намного чаще городской суд, собранный из уважаемых горожан, отправлял преступников на каторгу. А работы сейчас хватало; пока земля была твердой, пока не было грязи, следовало обновить валы вдоль стен, подлатать кладку, выкопать ловушки, поставить бочки со смолой и жаровни. Работа тяжелая, но отлично подходящая для того, чтобы искупить свои прегрешения перед городом.

Работорговля в Мибензите замерла: невольничий рынок был разгромлен, еще осенью с молотка ушли последние невольники, так что сейчас там царило запустение. Да и прознав о том, что и Мибензит, и Пелоф готовятся к пришествию армии Мордока, работорговцы изменили свои маршруты. По слухам, многие караваны теперь шли севернее, даже не заходя в Гирдот, прямо в земли короля-самозванца, где спрос на рабскую силу возрос многократно.

Лиан почти полностью оправилась от ранения и теперь все больше и больше времени проводила с Ирнаром и другими темными. Сначала к ней отнеслись с обычным для уроженцев Вечного Леса высокомерием, но довольно быстро девушка была принята в ряды «своих» по мнению солдат гарнизона. Достаточно было демонстрации магических навыков, да и выкованная для девушки сабля внезапно сыграла ей