В начале 1891 года, после того как она обнаружила новую переменную в созвездии Дельфина и с одобрения директора опубликовала свое открытие в журнале Sidereal Messenger, два опытных наблюдателя из других обсерваторий взялись проверить его. Оба оспаривали ее мнение, утверждая, что звезда не переменная. Но когда эти два астронома встретились для обсуждения своих выводов, они поняли, что наблюдали за разными звездами, причем ни одна из них не была звездой миссис Флеминг. «Подобная ошибка, – чуть не кричала она в ответ, – ни за что не случилась бы при сравнении фотоснимков».

Поиск новых переменных звезд стал коньком миссис Флеминг. Если на момент ее прихода в обсерваторию было известно менее 200 таких непостоянных светил, то за десять лет работы была обнаружена еще сотня, и немалая доля открытий принадлежала ей лично. Первые находки она сделала, определяя звездные величины по размеру пятнышка, в виде которого звезда отображалась на фотопластинке, и затем выделяя пятнышки, менявшие размер на последующих снимках. Благодаря спектрам у нее появился более простой способ. Узнав спектральные особенности нескольких известных переменных, она научилась выявлять аналогичные признаки у других звезд, можно сказать, с первого взгляда. Например, присутствие ряда светлых водородных линий среди черных указывало на переменную звезду на пике блеска.

Выявляя новые переменные, миссис Флеминг не упускала из виду старые. Директор хотел проследить, как спектры переменных звезд меняются во времени и как изменения блеска коррелируют с видом фраунгоферовых линий.

Весной 1891 года миссис Флеминг заметила кое-что необычное у переменной Беты Лиры. Ее непостоянство было известно уже лет сто, но теперь, разглядывая ее спектр при увеличении, миссис Флеминг опознала удвоение линий, говорившее о том, что Бета Лиры принадлежит к новооткрытой группе спектрально-двойных звезд и на самом деле звезд там две.

Мисс Мори тоже питала интерес к Бете Лиры, который можно было назвать даже собственническим, поскольку Лира – северное созвездие, а в ее ведении находилось около 700 самых ярких звезд Северного полушария. Вместе с Пикерингом и миссис Флеминг она просмотрела 29 фотопластинок из Мемориала Дрейпера, содержавших снимки Беты Лиры. Результаты ее анализа предполагали, что эта двойная звезда состоит не из пары близнецов, как Мицар и Бета Возничего, а из двух звезд различных классов, каждая из которых меняет блеск с собственной скоростью и по собственным причинам. Она начала разрабатывать теорию природы их связи.

Пикеринг надеялся опубликовать подготовленную мисс Мори классификацию ярких северных звезд к концу 1891 года в качестве продолжения «Дрейперовского каталога звездных спектров» миссис Флеминг 1890 года. К сожалению, труды мисс Мори все еще были далеки от готовности к публикации. Ее двухуровневая система классификации, опиравшаяся как на расположение, так и на характер спектральных линий, требовала предельной точности. Любые уступки означали бы неспособность справиться со сложностью проблемы. Хотя медленный прогресс беспокоил Пикеринга, он вряд ли мог упрекнуть мисс Мори в лени. Она устроилась на вторую работу учительницей в Гилмановской школе по соседству, не прекращая трудиться в обсерватории с таким усердием, что Пикеринг опасался за ее здоровье. Миссис Дрейпер тоже начинала проявлять нетерпение из-за племянницы. После своего визита в обсерваторию в начале декабря она написала Пикерингу: «Надеюсь, Антония Мори постарается и завершит более надлежащим образом то, что у нее уже имеется».

Пикеринг ежедневно заглядывал в кабинет расчетчиц, чтобы проследить, как у них идут дела. Мисс Мори это страшно нервировало. Она часто возвращалась домой измотанной. Не единожды она жаловалась своей родне, что критика директора пошатнула ее веру в собственные способности. В таких условиях она не могла вести расчеты и в начале 1892 года ушла из обсерватории. Следующие несколько месяцев она вела с Пикерингом переговоры о судьбе своих незавершенных проектов, которые ей не хотелось ни бросать, ни передавать кому-то другому.

«Я давно хотела объяснить вам, – написала она 7 мая, – что я чувствую в связи со сворачиванием моей работы в обсерватории. Я всей душой хотела бы оставить ее в приемлемом состоянии как ради своей чести, так и ради чести моего дяди. Не думаю, что будет справедливо по отношению ко мне передавать работу в чужие руки, пока я не доведу ее до состояния, когда она сможет считаться моей. Я имею в виду не то, что мне нужно непременно завершить все тонкости классификации, а лишь то, что мне нужно полностью изложить все значимые результаты исследования. Я выработала теорию ценой столь многих размышлений и скрупулезных сравнений и полагаю, что заслуживаю надлежащего признания за свою теорию взаимосвязей звездных спектров, а также за свои теории относительно Беты Лиры. Разве не справедливо, чтобы я, когда будут опубликованы результаты, получила признание за все оставленные мною письменные материалы по этим вопросам?»

Пикеринг всегда был готов воздать ей должное. Он только хотел иметь хоть какое-то представление о том, когда ему представится такая возможность.

Уход мисс Мори в начале 1892 года совпал с долгожданным прибытием из Франции стеклянных заготовок для телескопа, оплаченного мисс Брюс, – двух из флинтгласа и двух из кронгласа, каждая 60 см в диаметре, свыше 7,5 см толщиной и весом под 40 кг, в металлической оправе. Из-за безупречной прозрачности стекла казались невидимыми – в этом и заключалась их красота. Пикеринг немедленно передал их Кларкам на обработку и полировку. Он ожидал, что превращение дисков в четырехкомпонентную портретную линзу потребует не менее полугода кропотливой работы на паровом станке Кларков. Сначала стекла должны были пройти грубую обработку, а затем шлифовку все более тонким абразивом до приобретения нужной кривизны.

Пока этот процесс шел своим чередом, Пикеринг проектировал отдельное здание для сборки и испытаний готового инструмента. Телескоп мисс Брюс должен был пройти его собственную строгую проверку до отправки в Арекипу. В Арекипе тоже должны были подготовиться к его получению. Пикеринг 29 мая уведомил Уильяма, не оправдавшего надежд, что срок его назначения директором южной обсерватории истекает в конце года и что сменить его должен Солон Бейли. Если Уильям захочет, он может в будущем вернуться туда в качестве наблюдателя, но руководить больше не будет.

Уильям содрогнулся от такого оскорбления. «Не будет хвастовством сказать, что, по-моему, я добился немалого, – возражал он 27 июня 1892 года, – и, если бы руководители [президент и члены Гарвардской корпорации] видели это, они бы сказали, что я много сделал за их деньги». Особенно задела Уильяма мысль о подчинении Бейли: «Что касается идеи о том, что мы можем вернуться в Перу и жить в лачуге, в то время как Бейли будут занимать директорский дом, то она не обсуждается. Этот дом спроектировал и построил я, и, пока я нахожусь в Перу, я собираюсь в нем жить. Я не стану жить в сарае и не уступлю одному из своих подчиненных построенный мною дом».

Все лето 1892 года Уильям утешался изучением Марса во время противостояния. Как он сообщал в журнале Astronomy and Astro-Physics, наблюдения и зарисовки Красной планеты проводились еженощно с 9 июля до 24 сентября, за исключением лишь одной ночи. Он собрал «значительные сведения» о марсианских полярных шапках, о темных участках «зеленоватого оттенка» и двух обширных темных областях, которые при благоприятных условиях синели, «вероятно наполняясь водой». Их Уильям называл «морями». Он подтвердил существование многочисленных марсианских «каналов», первооткрывателем которых был итальянец Джованни Скиапарелли, и отметил, что многие из них пересекаются, называя пересечения «озерами». Все эти сведения Уильям передал также редакции газеты New York Herald. Публикация их стала сенсацией. Раздраженный Эдвард Пикеринг пенял Уильяму 24 августа, что марсианские водоемы породили «лавину» из 49 газетных вырезок за одно утро. Он уговаривал Уильяма «более строго держаться фактов».

Между тем Эдвард и Лиззи Пикеринги собирались перестраивать «жилое помещение» в восточном крыле обсерватории. Хотя у них не было детей и личных нужд в дополнительной площади, они расширяли апартаменты при обсерватории за свой счет, чтобы принимать там приезжих астрономов. Пикеринга устраивало, чтобы университет и дальше вычитал из его годового жалованья в размере $4000 плату за аренду, но он попросил, чтобы впредь ее направляли исключительно на нужды обсерватории, а не всего Гарварда. Несмотря на частые пожертвования со стороны активных благотворителей и поступление новых значительных даров по завещаниям, директор опасался, что могут пройти годы, прежде чем бюджет оправится от расточительности Уильяма в Перу.

Мисс Брюс, не ведавшая о неблагоразумии Уильяма, следила за его публикациями в астрономической печати. «Две статьи в майском номере AstroPhysics,