принадлежащие перу вашего брата, – написала она Пикерингу в августе, – доставили мне великое удовольствие и заставили задуматься о счастье, которое доставляет вам совместная работа». В ее представлениях у Эдварда и Уильяма были такие же близкие отношения, как у нее с ее сестрой Матильдой, которая была на десять лет моложе, жила вместе с ней и помогала ей во всем.

Следующий месяц подарил и Пикерингу, и мисс Брюс истинный повод для общей радости. «Простираю руку, чтобы пожать вашу, – восторженно писала она 9 сентября, узнав, что линзы для большого фотографического телескопа прошли первое испытание. – Возрадуемся».

В октябре, словно для того, чтобы загладить вину, Уильям в Арекипе возобновил фотосъемки для Мемориала Генри Дрейпера. К концу декабря 1892 года он отправил 2000 пластинок в Кеймбридж.

Чуть ли не с самого начала, как только в Гарварде стали накапливаться снимки звезд на стеклянных фотопластинках, директора преследовал страх, что они могут погибнуть при пожаре. Чем больше становилась коллекция, тем тяжелее была мысль о ее потере, если деревянное здание обсерватории загорится. Почти всем знакомым Пикеринга доводилось терять что-то ценное из-за пожара. Так, семья миссис Дрейпер владела театром на Юнион-сквер, сгоревшим дотла в 1888 году, и она все еще горевала о потере. В результате она стала, можно сказать, специалистом по огнеупорной краске, периодически настаивая на покраске обсерватории.

Пикеринг выбрал другое решение. В 1893 году он объявил о завершении двухэтажного «огнестойкого здания» из кирпича для надежного хранения фотопластинок и еще не опубликованных рукописей. Кирпичный корпус, как его вскоре прозвали, стал венцом 15-летних усилий Пикеринга по модернизации обсерватории, от пристройки множества куполов и помещений для телескопов до обращения соседнего дома на Мэдисон-стрит в фотомастерскую с проявочной. Выражаясь словами журналиста Дэниела Бейкера, которому мисс Брюс поручила писать историю обсерватории, вершина холма, на которой некогда высилось одинокое здание, превратилась в «маленький наукоград».

Миссис Флеминг руководила упаковкой 30 000 фотопластинок в 300 ящиков. Рабочие соорудили 2 марта 1893 года систему блоков и канатов между крышей западного крыла обсерватории и окном нового хранилища. Затем восемь тонн фотопластинок быстро отправили по воздуху на новое место – по ящику в минуту. Несмотря на такое рискованное предприятие, ни одна стеклянная пластинка не треснула и не разбилась.

Разумеется, миссис Флеминг и большинство расчетчиц последовали за фотопластинками в новый корпус, чтобы оставаться рядом с ними. Они перешли туда по земле – по деревянным мосткам над грязной канавой. Когда весной вернулась мисс Мори, чтобы присоединиться к ним, Пикеринг потребовал от нее обещания закончить свою классификацию до конца года либо передать работу кому-то другому, и она подписала письменное обязательство.

Теперь в обсерватории трудились 17 женщин. Иными словами, из 40 сотрудников обсерватории почти половину составляли женщины – этот факт миссис Флеминг собиралась особо подчеркнуть в докладе, с которым ее пригласили выступить на грядущем конгрессе по астрономии и астрофизике в Чикаго.

Название конгресса подчеркивало тот факт, что астрономия все больше сосредотачивалась на физической природе звезд благодаря спектроскопии. Иные исследователи, объявившие себя астрофизиками, уже дистанцировались от традиционных наблюдателей, занимавшихся положением звезд или орбитами комет. О новой моде возвестил Джордж Эллери Хейл. У него был недолгий контакт с Гарвардом во время его учебы в Массачусетском технологическом институте, до того как он основал собственную Кенвудскую обсерваторию у себя на родине в Чикаго в 1890 году. Именно Хейл в 1892 году уговорил редактора Sidereal Messenger поменять название издания на Astronomy and Astro-Physics. Он же был организатором конгресса по астрономии и астрофизике, состоявшегося в августе 1893 года. Приурочив конгресс ко Всемирной выставке в Чикаго (она же Всемирная Колумбова выставка), он создал для астрономов со всех концов США и с других континентов дополнительный стимул поучаствовать в нем.

Хейл предложил Пикерингу произнести вступительное слово перед собратьями-учеными, а также прочесть более общую лекцию о материи звезд для посетителей выставки. Кроме того, Хейл попросил сделать для выставки подборку фотографий, демонстрирующих работу в Гарвардской обсерватории и ее здания в Кеймбридже и Арекипе. Пикеринг включил в нее снимки женщин за работой в новом Кирпичном корпусе.

Текст популярной лекции Пикеринг начал готовить заранее. Он начинался словами: «Все, что мы знаем о составе звезд, известно только благодаря изучению их спектров».

Миссис Флеминг тоже готовила доклад по приглашению конгресса по астрономии и астрофизике. Летом предыдущего года в Чикаго две организации, боровшиеся за права женщин, объединились в Национальную американскую суфражистскую ассоциацию. Вскоре после открытия Всемирной выставки в мае 1893 года суфражистки Джулия Уорд Хоу и Сьюзен Энтони выступили с пламенными речами. Хотя миссис Флеминг полностью поддерживала принцип равенства, она не была гражданкой США и феминистская борьба за избирательное право ее не касалась. Выступала она за равные возможности для женщин в астрономии: «Хотя мы не можем полагать, будто женщина во всем равна мужчине, – заявляла миссис Флеминг в своем чикагском докладе, – во многих делах ее терпение, упорство и методичность обеспечивают ей превосходство. Поэтому будем надеяться, что в астрономии, где ныне открывается простор для применения труда и умений женщины, она сможет, как уже бывало в ряде других наук, доказать свое равенство».

Комплекс «Белый город» Колумбовой выставки с его двумя сотнями грандиозных павильонов обещал немало увлекательного Анне Дрейпер, и в июне она посетила его. Там был Женский павильон, спроектированный Софией Хейден, первой из представительниц своего пола получившей диплом архитектора в Массачусетском технологическом институте. Стены его внутри расписали известные художницы, такие как Мэри Кассат. В числе других достопримечательностей, мимо которых невозможно просто пройти, были 20-метровая башня из лампочек в Электрическом павильоне и копия Венеры Милосской в Сельскохозяйственном зале, отлитая из 680 кг шоколада. В Промышленном павильоне миссис Дрейпер посмотрела на гигантскую монтировку с трубой нового телескопа, которому скоро предстояло обрести постоянный приют на берегах озера Дженива в штате Висконсин. Труба была пустой. Ее 40-дюймовый объектив – тот самый монстр, что соперничал с линзой мисс Брюс за внимание Мантуа в парижской мастерской, – все еще лежал в сотнях километров к востоку, на станке фирмы Alvan Clark & Sons.

К концу лета работа над телескопом мисс Брюс вышла на решающий этап. Все были заняты, и кроме Уильяма Пикеринга некому было представлять Гарвардскую обсерваторию на астрономической конференции в Чикаго. Зачитав доклад миссис Флеминг от ее имени на пятничной секции 25 августа, Уильям подкрепил ее слова похвалой эффективности женской работы в Кеймбридже. На следующий день он прочел собственный доклад под названием «Луна – мертвая планета?», в котором отвечал на свой же вопрос решительным «нет».

В начале сентября первая часть гигантской железной конструкции для телескопа мисс Брюс неспешно достигла Саммерхаус-хилл. Для установки двухтонной подставки потребовались шестеро рабочих, четыре лошади и целый день. Эдвард Пикеринг наблюдал за «сложным процессом» сборки еще два месяца, прежде чем смог с полным правом заявить, что затея с огромным телескопом того стоила.

«Мы получили примечательные снимки, – написал он мисс Брюс 19 ноября. – Теперь я могу уверенно доложить о безусловном успехе и поздравить вас с самым лучшим фотографическим телескопом в мире».

Глава четвертая

Новая звезда

Ничто в небесах не поражало астрономов так, как внезапное появление новой звезды там, где прежде ничего не видели. Когда легендарный датчанин Тихо Браге однажды увидел в ночном небе это зрелище, он объявил его «величайшим чудом, когда-либо наблюдавшимся в природе с начала мироздания». В книге «О новой звезде» (De nova stella) Тихо описывает увиденное собственными глазами чудо 1572 года и заявляет, что Аристотель ошибался, считая небеса неизменными. Несомненно, внезапное появление новой звезды и ее исчезновение через год доказывали, что в надлунном мире возможны изменения.

Вскоре после смерти Тихо в 1601 году появилась еще одна новая. Сверкающую новую звезду[8] в 1604 году наблюдали Галилей в Падуе и Иоганн Кеплер в Праге. Она была столь яркой, что ее было видно при дневном свете больше трех недель. Хотя в последующие века вспышек, видимых невооруженным глазом, не было, ряду астрономов посчастливилось навести телескоп в нужное время на нужное место, и с 1670 по 1892 год были открыты еще семь новых звезд. А потом такую звезду открыла Мина Флеминг. Рассматривая через увеличительное стекло фотопластинку, только что присланную из Перу, она обратила внимание на звезду с необычным спектром, характерным для новых, – десятком выделяющихся водородных линий,