поведения. По их мнению, мор, чума и другие напасти были ниспосланы как наказание за утрату веры в последние десятилетия. Писцам не следует ничего предпринимать, говорили они, и да будет на все воля Камня:

Брейвис, господин Спиндла, был приверженцем первого лагеря и считал необходимым путешествовать и помогать другим кротам; однако последнее слово принадлежало главе Священных Нор по имени Медлар. Он был уже стариком и теперь, в минуту опасности, не желая осложнений, затягивал с принятием решения. Настала летняя жара, а с ней Аффингтон охватила нерешительность, начались бессмысленные споры, и в конечном счете наступило полное бездействие. В августе до Священных Нор стали доходить зловещие слухи о том, что вслед за мором с севера к Аффингтону быстро приближаются кроты-проповедники давным-давно запрещенной секты Слова. Три из Семи Систем — Кейер Карадок, Стонхендж и Роллрайт — уже были захвачены ими. В Аффингтоне крепла уверенность, что их окружили кольцом.

Этих кротов-захватчиков именовали грайками, но никто, даже самые ученые из аффингтонских писцов, не знал ни происхождения, ни значения этого названия. Из хроник было известно, что у них черный мех и черные морды, что они хитры, ловки и очень сильны; что нрав у них мрачный и они наделены непомерным, пугающим самомнением; что говорят они бесстрастно и необычайно упорны. Они не терпят противоречий, в любую минуту готовы вступить в бой и всегда считают себя правыми.

Говорили, будто грайки не верят в Камень и презирают всех, кто почитает Его. Они называли себя последователями Слова, почитали непременным долгом обращать в свою веру всех других кротов и не гнушались никакими методами, чтобы доказать иноверцам их глупость.

В Аффингтоне о Слове знали. Хотя последователи этого вероучения, по-видимому, считали, что оно божественного происхождения, ученые мужи Аффингтона еще много десятилетий назад установили, что его основателем был злокозненный отступник, живший в период раннего средневековья, по имени Сцирпас. Темным, необученным юнцом, движимый верой в Камень, проделал он нелегкий путь от одной из отдаленнейших северных систем в Аффингтон. Здесь он научился писать и сделался выдающимся ученым, чей комментарий к трактату о Звуке Устрашения стал образцом для такого рода сочинений. Однако постепенно его интересы сосредоточились на темных, мало изученных сторонах культа. Это увлечение захватило его целиком и увело в глубины, куда не проникал свет истинного учения. Хроники повествуют о том, как Сцирпас стал все чаще выражать свое разочарование и несогласие с тем, как обучали в Аффингтоне. Он заявил, будто ему ниспослано было откровение, результатом которого стало создание его нашумевшего труда под названием «Книга о Слове». Ее странный, непонятный текст представлял собою смесь фанатичной любви и темных пророчеств и по сути своей являлся не чем иным, как надругательством над верой. В нем объявлялось, будто Слово есть начало начал и конец всего сущего; что Звук Безмолвия на самом деле есть Звук Устрашения; что отрицание Слова есть отрицание Истины и подлежит суровому наказанию и что первейший долг каждого — нести веру в Слово во благо всем прочим, независимо от того, хотят они этого или нет.

К несчастью, он сумел к этому времени занять в Аффингтоне очень влиятельное положение — главным образом благодаря тому, что вошел в доверие к тогдашнему главе обители, Данбару, который славился своей непредсказуемостью. Пока Сцирпас не стал известен как автор черной «Книги о Слове», Данбар пользовался непререкаемым авторитетом за свою необычайную ученость и мужество. Он много и долго странствовал, был, как и Сцирпас, выходцем с севера, что, вероятно, немало способствовало их сближению.

В течение нескольких недель, последовавших за тем, как Сцирпас преподнес в дар Библиотеке свою книгу и призвал всех принять участие в ее обсуждении, Данбар, несмотря на бурю негодования, которую она вызвала среди ученых мужей Аффингтона, хранил странное молчание. По свидетельству хроник, Данбар ни разу не высказался открыто с одобрением книги, однако и не потребовал ее немедленного изъятия из Библиотеки. По словам одного из историков этого бурного времени, он лишь произнес следующее:

— Дайте ему высказаться, собратья, ибо смятенные и злобные сердцем нуждаются в любви и сочувствии. Все несчастья ваши проистекают от недостатка милосердия; но коли вы не в силах полюбить его, то не останусь я тут более, уйду от вас навсегда.

Когда же потрясенные писцы — ибо за всю историю Аффингтона не случалось такого, чтобы крот, избранный главою обители, оставил свой пост, — спросили, куда именно он собирается направить стопы свои, Данбар ответствовал, что намерен пойти со Сцирпасом и попытаться убедить того в неправоте, если же это ему не удастся, то он станет ничем и уйдет в никуда.

Верный слову своему, почтенный Данбар покинул Аффингтон вместе со Сцирпасом, не переставая дискутировать с ним по поводу Звука Устрашения и Слова. Авторитет Данбара был настолько велик, что многие присоединились к нему и последовали за ним, покинув Аффингтон. Среди них были и кроты почтенного возраста, и совсем юные послушники.

Судя по записям той поры, основанным на свидетельстве одного из писцов, бывшего в этой группе, но затем оставившего ее и по прошествии нескольких лет вернувшегося в Аффингтон и раскаявшегося, Сцирпас унес с собой несколько копий своей «Книги о Слове» и комментарий к трактату «О Звуке Устрашения». До Роллрайта, что севернее Данктона, они как будто оставались вместе. К тому времени Сцирпасу удалось переманить на свою сторону многих из тех, кто пошел за Данбаром. В Роллрайте произошел решающий диспут, а за ним — настоящая схватка, из которой почтенному Данбару удалось выйти невредимым лишь благодаря беззаветной преданности своих немногочисленных учеников. В этой суматохе сумел сбежать и сам рассказчик, однако вскоре он потерял из виду Данбара и продолжал скитаться уже один.

История о том, куда ушел Данбар с горсткой своих последователей, оставалась тайной; она открылась лишь спустя несколько столетий, когда наиболее предприимчивые из летописцев в ходе своих дальних странствий установили, по свидетельствам очевидцев, что Данбар или некто, очень на него похожий, проследовал на восток — в край, которому они предпочли дать название «Пустой Угол»; истинное же название этого места — Вен, что на древнем наречии обозначает злокачественный нарост на теле или дереве. Это опухоль, которая развивается сама по себе, высасывая жизнь из существа, на котором укоренилась. Нарост этот не только злокачествен и паразитирует на жертве, но еще и распространяет отвратительное зловоние. Запах Вена считается губительным для крота.

Рассказывали, будто там, далеко на востоке, есть такое место, где кроты не могут выжить из-за постоянного шума и бесчисленных