Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы еще немного помолчали, после чего во мне пробудиласьсовесть, и я вспомнила, что Севке надо бы отобедать, да и мне тоже.
Набив желудки до отказа, мы вышли на улицу.
– Ты на машине? – спросил Севка.
– Да, если не возражаешь, я тебя провожу.
– Конечно, не возражаю, – улыбнулся он.
– Прогуляемся? – Я взяла его под руку, и мынаправились через площадь.
– Снова будешь вопросы задавать? – еще ширеулыбнулся он.
– Нет. Не буду. Вижу, тебе это не нравится.
– Мне не нравится, что ты интересуешься всем этим. Людипомнят, чья ты жена. Вполне возможно, слух о том, что ты задаешь вопросы,дойдет до тех, кому это покажется очень интересным.
– И что?
– Ты не хуже меня знаешь, что.
– Будем считать, нездоровое любопытство яудовлетворила, и теперь мы просто гуляем.
Он обнял меня и сказал насмешливо:
– Не могу поверить… Я рад, что ты больше не сидишьвзаперти, даже если тебе и пришла фантазия стать сыщиком. Ты улыбаешься,держишь меня за руку и даже пробуешь шутить.
– Неважно выходит?
– Я же сказал: уже кое-что. Я люблю тебя, пускай нетак, как раньше, по-другому, но все равно очень люблю и хочу, чтобы тыулыбалась.
– Спасибо, – серьезно сказала я и поцеловала его.
Я проводила Севку до работы и через парк вернулась к машине.В парке было прохладно, старички сидели на скамейке и приглядывали зарасшалившимися детишками. Я устроилась в траве под огромной липой, запрокинулаголову и стала смотреть в небо. «Севка прав, какое отношение убийство на Катинскойможет иметь к Илье, а тем более ко мне самой?»
– Никакого, – вслух ответила я.
Однако то, что я почувствовала, натолкнувшись взглядом назаметку в газете, очень напоминало озарение. А интуиция подсказывает, что вэтом что-то есть. Я засмеялась.
– Чепуха, конечно. Хотя, может, и не чепуха. Севкасчитает, убийство было выгодно многим. И устранение Ильи – тоже. Вдруг нектоочень мудрый каким-то образом соединил все это в тугой клубок, задействовав ктому же мою машину. Пусть это выглядит глупым, но останавливаться на полпути идаже в самом начале – я не люблю. А там посмотрим.
Я поднялась, отряхнула юбку и заспешила к своей «девятке».По дороге заехала в магазин и купила себе платье. Нежно-голубое. Оно очень шлок моим глазам, я улыбнулась, глядя в зеркало, и даже подмигнула своемуотражению. Снимать платье не стала, расплатилась и поехала домой.
Квартира показалась мне темной и пыльной.
«Точно склеп», – подумала я. Открыла окна, потом,прихватив телефон, вышла на лоджию. Через 09 узнала нужный мне номер и терпеливослушала длинные гудки, наконец трубку сняли.
– Простите, – сказала я. – Могу я поговоритьс В. Артемовым?
– С Володей? Он у нас уже давно не работает, окологода.
– А где его можно найти? – ласково спросила я.
Мужчина на другом конце провода задумался.
– Я дам вам его домашний телефон, попробуйте позвонить.
Судя по номеру, с Артемовым мы жили в одном районе, каквыяснилось через некоторое время, в трех троллейбусных остановках друг отдруга. Трубку снял ребенок, по голосу мальчик лет пяти.
– Артемова можно? Володю…
– Сейчас, – важно ответил он и позвал: – Пап…
– Слушаю. – Голос звучал странно, точно мужчинадышал с трудом.
– Извините, – начала я не без робости. – Пятьлет назад вы написали статью об убийстве на Катинской, не могли бы мывстретиться и поговорить?
– О чем? – удивился он.
– Мне трудно объяснить это в двух словах. Я не отниму увас много времени, а для меня этот разговор очень важен.
– Кто вы? Журналистка?
– Нет. Извините, мне действительно сложно объяснить,кто я и почему интересуюсь этим убийством. Может быть, мы все-таки встретимся ипоговорим?
– Я думал, все уже забыли об этом убийстве, столько летпрошло.
– Собственно, меня интересует другое убийство,происшедшее в ту же ночь. Что-то подсказывает мне, что они как-то связаны.
– А-а, вы имеете в виду дело Летчика? – Я не сразусообразила, что речь идет об Илье, в моем присутствии никто и никогда неназывал его так.
– Да, если Летчик – это Илья Верховцев.
– Понятно… Он ведь должен скоро выйти на свободу. Так?А вы кто?
– Я его жена… бывшая.
Он думал полминуты, не меньше, потом сказал:
– Что ж, давайте поговорим, правда, я не знаю… Хорошо.Я освобожусь через час. Живу на Мичурина, за гастрономом скверик, вот там ивстретимся, если не возражаете.
– Не возражаю, – обрадовалась я.
– Значит, через час, – вздохнул он.
Я выпила кофе и потянулась за сигаретами. Если нет силы волиразом порвать с пагубной привычкой, следует себя контролировать и время отвремени шлепать по рукам. Сейчас, например, как раз такой случай. Я отшвырнуласигареты в сторону и расслабленно сидела в кресле, наблюдая за птицами ипоглядывая на часы. Через сорок пять минут торопливо покинула квартиру.
Скверик был совсем маленький, десяток деревьев, кусты, узкиеасфальтированные дорожки. Собачий рай.
На единственной скамейке возле входа сидел мужчина вполосатой футболке и читал газету, то и дело поправляя очки с толстыми линзами.Рядом весело носился персиковый пудель.
– Вы Володя? – спросила я, подойдя ближе, пудельпринялся тявкать, а мужчина поднялся, кивнул мне и спросил:
– А вы – Анастасия, я не ошибся?
– Нет, но лучше Ася, привычнее.
– Присядете или прогуляемся?
– Лучше прогуляемся, – кивнула я. И мы пошли поасфальтовой дорожке, пудель весело несся впереди.
– У меня сразу вопрос: почему вы считаете, что убийствона Катинской как-то связано с делом вашего мужа?
– Я не считаю, – подумав, ответила я и попыталасьобъяснить,
почему это убийство меня заинтересовало.
Он слушал внимательно, иногда кивал и шел рядом со мной потраве, потому что дорожка была очень узкой.