Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Всё идет по плану, - пояснил он.
- По плану? - изумился Ванька. - Сет разрушил город, а вы...
- Созидающий Башню - сорвется, - философски пожал плечами наставник.
- Вы серьезно? - разозлилась я. - Горбоносый ради нас жизнью пожертвовал, а вы...
- А я планирую оставаться живым и впредь, - отрезал наставник. - Так как обязан думать о деле, а не о пустых сантиментах. К тому же, Роман-заде не погиб, - добавил он другим тоном, как бы оправдываясь. - Я бы знал.
- Ну конечно, - буркнула я. - Вам что живой, что мёртвый - один хрен...
Честно говоря, мне было не по себе. Ладно, пирамида. Но разрушение целого города по нашей вине - это уже выходит за рамки. Там же люди, в конце концов.
- Успокойтесь, гардемарин, - смягчился учитель. - Семь-во-о-осемь. Семь-во-о-осемь. Ну как? Полегчало? - я кивнула. - А теперь... - он развернул меня лицом к берегу. - Если вы внимательно изучите театр военных действий, то поймете: пострадало не так уж много. Несколько сараев на берегу и пустой лодочный склад. Город цел. Для Сета люди - ценный ресурс. Паства. Он не дурак, чтобы лишать себя источника дохода.
- А как же музей? - я с трудом сглотнула.
- Он, если вы помните, был пуст. Так что... - шеф пожал плечами. - Города его отсутствие конечно, не украсит, но не более того.
У меня отлегло. И вправду, чего это я? Запаниковала, истерику устроила... Это всё от голода. Так есть хочется, что сама бы всех поубивала. И поджарила.
- Так что дальше? - спросил Ванька.
Зухоса Лумумба отпустил, и плот медленно покачивался у берега.
- Будем работать, - пожал плечами шеф. - И для начала... - на его лице заиграла ядовитая ухмылка. - Запросим поддержку с воздуха. Гардемарин Спаситель!
- Я!
- Начертайте круг вызова.
- Есть! - Ванька, уже бросившись исполнять приказание, вдруг остановился. - Но... Сет же нас застукает.
- Плыть туда, куда нужно, помнишь?
- Вам виднее, - покорно кивнул напарник. - А... Кого призывать-то?
- Как кого? - удивился шеф. - Хозяина кладбищ, конечно. Сдаётся, он нам должен.
Барон Суббота возник из воздуха на подворье у Арины Родионовны, вырвал нас с корнем буквально из-за праздничного стола. А потом, когда мы отправились на инструктаж к товарищу Седому, позорно слинял, сославшись на то, что многочисленные жены просто не поймут, если он вернется из Москвы без подарков...
Нагло экспроприировал Летучий Корабль и был таков. Шеф даже не успел его толком расспросить.
Устроившись в уголке, на паре корзин, мы с вороной стали наблюдать за действиями магов.
Ванька, достав из потухшего костра уголек, а из пустой корзины чудом уцелевшую белую салфетку, принялся рисовать.
Выглядело это примерно так: неуклюжий холмик, на нем - схематичный крестик. Кривоватый и шаткий, но вполне узнаваемый. По бокам - два прямоугольника в форме гробов. Верхушка креста украшена шляпой-цилиндром, а ствол обвивает змея.
Закончив и полюбовавшись шедевром, напарник аккуратно разложил салфетку в центре плота. Пеплом из того же костра насыпал защитный круг и с видом примерного ученика встал рядом. Шеф молча одобрил художества, а потом достал из жилетного кармашка сигару. Раскурил, пустил колечко дыма. Оно скользнуло в круг и там повисло, прямо над салфеткой.
Затем Базиль извлек из кармашка довольно внушительную фляжку. Свинтив пробку, глотнул - над рекой поплыл запах спирта и еловых веточек - а остальное вылил внутрь круга. Ванька, наблюдая процесс, стоически молчал, но от завистливого вздоха всё-таки не удержался.
- Ну, давай, братишка. Милости просим, - мстительно и ядовито проворковал Лумумба, затянулся и выпустил еще один клуб дыма.
Пару минут ничего не происходило. Мы с Гамаюн соскучились и от нечего делать принялись пихать друг друга - кто кого опрокинет; но тут дым начал густеть и клубиться, а затем из него сформировалась фигура...
Разглядев подробности, я так и покатилась со смеху. Судя по виду, младший братец шефа, оставшись в Москве без присмотра, отправился вовсе не за подарками.
Голову хозяина кладбищ украшала половинка дамского лифчика. Размер, кстати сказать, соответствовал идеально. Губы измазаны оранжевой помадой с блестками, на бицепсе левой руки - кружевная подвязка. Розовая. Из одежды, кроме лифчика, на Самеди были узкие трусики из искусственного леопарда. Плечи украшала завязанная на манер мантии атласная простыня.
Пару секунд барон Суббота ничего не замечал и, томно прикрыв глазки, совершал губами чмокающие движения. Но порыв влажного горячего ветерка, шаловливо забравшегося под мантию, заставил его почуять неладное.
Приоткрыв подведенный глаз, хозяин кладбищ затравленно огляделся. Затем сделал попытку бежать во все стороны сразу, но стукнувшись о магическую преграду, плюхнулся на пятую точку. Сдернул с головы лифчик, и смяв его в кулаке, погрозил Базилю.
- Надень, - посоветовал шеф. - Тебе очень идет.
- Легба! Что ты наделал! - заголосил Самеди.
Поднявшись на колени и заломив руки, он с тревогой оглядел горизонт.
- Ничего особенного, - шеф демонстративно полировал ногти голубеньким шелковым платочком. - Соскучился по младшему братику. Дай, думаю, призову... Посидим. Выпьем. О делах наших скорбных покалякаем.
- Ты не понимаешь, Легба! Я теперь покойник.
- Все мы там будем. В перспективе.
- Сет! Он обещал меня убить!
И тут в воду, прямо перед плотом, ударила молния.
Маша
- Сет! - заверещал Суббота. - Скорее, выпустите меня!..
Молнии лупили всё чаще.
- Чтобы ты снова сбежал? - шеф хладнокровно оглядел младшего братца. - Нет уж, дружок. Любишь кататься - люби и саночки возить.
- Какие саночки? - Субботу била крупная дрожь. Лифчик в его руках превратился в мятую, искореженную тряпочку. - Что это такое вообще?
- Сани, санки, или же саночки, - это... - встряла Гамаюн.
- Да по фиг! - лицо Субботы стало фиолетовым. - Я спрашиваю, как ты мог? Как ты, мой старший брат, мог меня подставить?
Шторм набирал обороты. Воздух трещал, как петарды в консервной банке, а тучи расхаживали по реке, отрастив ноги из молний.
- Долг платежом красен, - сказал Лумумба. И вроде говорил он негромко, но слова, попав в промежуток между ударами грома, разнеслись по реке.
Суббота ссутулился, повесил голову и посмотрел на шефа как псина, застуканная за кражей колбасы.
- Ладно, я понял, - сказал он, отбрасывая лифчик. - Хочешь преподать мне урок. Тогда выпускай. Полюбуешься на мою смерть.