Хотя отдаю себе отчет, что сама мысль об этом вызывает у большинства людей отвращение.

Да, Иван, по вкусу кровь людей и животных отличается. Вам разбивали губы в драке? Помните, как рот наполняется солоноватой жижей? Вкус этот очень яркий, ни с чем не спутаешь. У лошади кровь более сладкая, у птиц кислая, а у медведя — горькая, словно рябина неспелая…

А вам, князь, вынужден сказать решительное «нет». Я не сильно разбираюсь в автомобилях, но трижды наблюдал, как резко тормозит Ийезу — не жалея шин, буквально сжигая их, и после этого на дороге остается характерный след с частицами содранной резины. А тут дорога чистая. Значит, некий шоффер сбил велосипедиста на полном ходу, не собираясь притормаживать. Так что возьмусь утверждать: он четко сознавал, что делает.

Г-н Щербатов не сдавался. Несмотря на убедительный довод, он категорически не хотел признавать, что среди любителей моторов затесался жестокий злодей.

— Но мы же можем предположить… Например… Ну, не знаю! Этот циклист прятался до последнего момента, — Николай Сергеевич огляделся по сторонам, — вот в том лесочке… А потом вырулил на дорогу неожиданно. Шоффер его не разглядел, потому и не успел дернуть тормозной рычаг… Случайность, господа! Несчастная случайность!

Г-н Мармеладов пожал плечами и умудрился вложить в этот жест легко читаемую насмешку: мол, ваша светлость может утешаться любыми фантазиями, но произошло все именно так, как я сказал. Князь болезненно поморщился. Немного изучив его характер, я готов был дать голову на отсечение, что этот достойный человек ненавидел проигрывать не только гонки, но и споры.

— А где же сбитый велосипедист? — спросил Пузырев.

Я мысленно отвесил себе две короткие затрещины за то, что сам не задал этот вопрос. Кому же, как не мне, корреспонденту журнала «Циклист», в первую очередь переживать о судьбе раненного собрата.

— Искренне надеюсь, что шоффер повез его к доктору, — князь упрямо продолжал настаивать на своей версии. — Не мог автомобилист бросить пострадавшего на дороге. Это не по-товарищески!

— При подобном раскладе, мы встретили бы их по дороге сюда, — отрезал г-н Мармеладов. — Ближайшая больница как раз в Черной грязи.

— Но шоффер мог этого не знать!

— Не мог. Все участники гонки заправлялись бензином в больничном дворе.

— Зачем вы так резко обрываете мои версии?! — возмутился г-н Щербатов. — Я еще договорить не успеваю, а вы уже… Давайте представим, что велосипедист отделался легким испугом и сразу после аварии захотел продолжить гонку. Но уже вместе с шоффером, в автомобиле.

— И бросил «Фебус»? Невозможно. Сколько он стоит, Жорж? Вы же разбираетесь в велосипедах.

— Именно эта модель — полтораста рублей.

— А сколько дадут за помятый?

— Ну-у-у… Рама целая, руль и переднее колесо тоже в порядке, — я внимательно осмотрел железные останки. — Купят за половину цены. На запчасти. А можно заменить заднее колесо, поставить новую цепь и педаль. Тут починить, там подкрасить — и снова ехать.

— То есть, нет никаких резонов, чтобы выбросить его на обочину? — г-н Мармеладов дождался моего подтверждения и требовательно продолжил:

— Стало быть, нам придется разбрестись по лугу и поискать.

— Поискать? — переспросил я. — Но что?

— Как что? Разумеется, труп.

Меня словно окатили ледяной водой из ушата — сердце замерло, дыхание сбилось, а коленные чашечки наполнились мелкой дрожью. Какой вопиющий цинизм! Разве так сообщают печальные известия? Никакого уважения ни к усопшему, ни к нашим чувствам. Вот и г-н Щербатов побледнел, взмахнул руками, словно дирижер в театре, и стал заваливаться назад. Он судорожно вцепился в мое плечо, чтобы не упасть в обморок. Поддерживая друг друга, мы пошли вдоль дороги, вглядываясь в заросли. Князь шептал молитву, я тоже мысленно взывал к небесам, умоляя: пусть все это окажется пустыми домыслами нашего случайного попутчика.

Минут через десять Ийезу закричал:

— Моя нашла! Иди здес!

Мы сбежались на голос. Князь перекрестился. Я пытался последовать его примеру, но руки отнялись…

Видите ли, господа, мне редко приходится сталкиваться с покойниками и, по чести сказать, я их побаиваюсь. Поэтому не стану описывать мрачную картину во всех подробностях. Скажу только, что на этот раз красного цвета было в избытке. Неглубокий овраг зарос кровохлебкой и ее крупные, чуть вытянутые шишечки, печально склонились над мертвецом в кумачовой рубахе. Рослый детина лежал, широко раскинув руки, со стороны могло показаться, что деревенский мужик умаялся на покосе и заснул богатырским сном. Но если приглядеться…

Кудлатая голова вывернута назад и сильно вбок. Живой человек так не запрокинется, даже в сильном подпитии — позвонки захрустят, предостерегающее, жилы на шее натянутся, а боль пронзит такая, что, пожалуй, вмиг протрезвеешь.

— Не подходите близко! — голос г-на Мармеладова звучал столь требовательно, что даже князь не посмел возразить, замер на месте. — Мне знакомы методы ведения следствия по делу об убийстве. Прежде всего, надо определить причину смерти и установить личность покойного.

Он присел на корточки возле тела и дотошно осмотрел — без единой эмоции, так же бесстрастно, как прежде я изучал разбитый велосипед. Откинул длинные засаленные волосы убитого, сползшие на лицо. Открылись небритые щеки и губы, искривленные глумливой усмешкой. Тот самый наглец, что приставал к офицеру в Петровском дворце, то ли папироску выпрашивал, то ли еще что… Я не признал этого человека ни тогда, ни сейчас, рассмотрев поближе, хотя знаком с большинством любителей велосипедной езды. Николай Сергеевич нервно закашлял, видимо, тоже чувствовал себя неуютно возле мертвеца. А Иван склонился поближе и тут же отпрянул, шумно вдыхая воздух:

— С-сукин сын… Это же Осип!

— Тот самый фельетонист, которого вы давеча вспоминали?

Сама манера г-на Мармеладова задавать вопросы неуловимо изменилась. Не уверен, что смогу это объяснить, но прежде он спрашивал вроде как из пустого любопытства, а теперь к каждому слову будто бы привешивал острый рыболовный крючок, в надежде поймать добычу.

— Он самый, — подтвердил Пузырев. — Осип Зденежный.

— Зденежный? — переспросил г-н Щербатов. — Что, действительно такая фамилия?

— А кто его разберет. Может, родился Безденежным, а потом сменил, чтоб удачу приманить. Редкостный выпендрежник. Жил всегда без копейки, но смотрите-ка, модные сюрлеколы[14] нацепил! — я снова поразился наблюдательности приятеля: уголки на воротнике Осипа были