Молодая женщина в легкой куртке и синих брюках потирала ушибленное колено, пыталась поднять велосипед, с которого упала. Проводила глазами бодро прыгающий «газик», вздохнула, откинула упавшую на глаза прядь волос.

Павел вышел из задумчивости, вскинул глаза к зеркалу. Одинокая фигура на обочине отдалялась. Он притормозил, обернулся. Из-за мусорного «бархана» показалась компания молодых людей. Сначала они шли по пустырю, затем начали смещаться к дороге. Что произойдет дальше — не нужно быть провидцем. Молодые люди двигались расслабленно, не спеша. На зрение Павел не жаловался. Вздохнув, он включил заднюю передачу. Разворачиваться на узкой дороге не хотелось — был риск провалиться в водосток. «Газик» пятился рывками, в заднее зеркало было трудно контролировать обочины.

Воздух темнел. В какой-то момент двигатель заглох, пришлось быстро поработать ключом в разболтанном замке зажигания. Сизый дым снова окутал задний вид. Машина попятилась. Парни перепрыгивали через водосток, взбирались на обочину с плотоядными улыбками. Девушка испуганно съежилась, вцепилась в велосипед. Уехать она уже не могла — слетела цепь. Ох уж эти беспомощные создания…

Павел заглушил двигатель, вышел из машины. Молодые люди окружили девушку, скабрезно скалились, предлагали прогуляться. Один держал открытую пивную бутылку, попивал из нее мелкими глотками.

— Ай, хороша бикса, ай, хороша, — покачивал головой покрытый угрями рослый детина. — Пропадает, чуваки, совсем пропадает! Милая, бросай свой велик, пошли с нами, потом починим. Ушан, ты же починишь барышне велик?

Представитель недоразвитого семейства шимпанзе с торчащими ушами заржал, схватил велосипед за раму, потащил на себя. Девушка что-то пробормотала, вцепилась в свою собственность. Симпатичное личико побелело от страха.

— Ты не бойся, солнышко, не бойся, — приговаривал обладатель пивной бутылки, — Ништяк все будет, тебе понравится… Эй, фраер, тебе чего? — он повернул голову и уставился на Павла колючим взглядом. Эта шантрапа явно была не из местных. Какие-то «сезонные» рабочие, калымщики, да еще и с уголовными замашками. — Чего надо, говорю? После нас не занимать, понял? Садись в свою колымагу и чеши на хрен!

— А он не может! — захохотал рябой остолоп. — Нет у него передней скорости, только задняя осталась!

Компания отвязно заржала — хулиганы явно ничего не боялись. Они уже достаточно тяпнули, чтобы море стало им по колено. Вблизи особенно остро ощущалось алкогольное амбре.

Порой оторопь брала: откуда в стране столько шпаны? От сырости, что ли, разводятся — как комары? В школах строгий контроль, все организованно — октябрята, пионеры, комсомол. Любое ЧП принципиально изучается, делаются выводы. В вузах этой гадости практически нет. Учащиеся ПТУ — не столь массовая прослойка. Видно, недооценили блатную «культуру», проникающую в массы, тот же алкоголь, меняющий мировоззрение…

— Послушайте, что вы пристали? — вскрикнула девушка. — Я вас не трогала, идите своей дорогой!

— Так мы еще и грубим, дорогая? — расхохотался ушан и бесцеремонно обнял девчонку, отчего она сразу стала меньше ростом. — Слышь, Оглобля, потрынди с чуваком, а мы пока этой кралей займемся, сделаем ее сговорчивее…

— Ладно, пацаны, порезвились и хватит, — сказал Павел. — Не приветствует девушка ваши ухаживания. По-хорошему разбежимся или есть другие предложения?

— Во дает фраер, — удивился парень с бутылкой. — Трудности нужны, дружок? Сейчас будут.

— Дай-ка я с ним потолкую, — сказал Оглобля и, засучив один рукав, отправился выяснять отношения. Остальные оскалились, стали следить за реакцией храбреца. Светить «корками» совершенно не хотелось. Громила был выше Павла на полголовы, и погоняло ему отлично шло. Старлей попятился — пусть думают, что испугался. Хулиганы вразнобой заржали.

— Не уходите, пожалуйста, помогите, — попросила девушка.

— Не уходите, пожалуйста, помогите… — кривляясь, передразнил ее Ушан.

Снова хохот. Эти шпанцы ничего не боялись, хмель ударил им в головы, внушая чувство собственной значимости.

Оглобля навис над душой, как скала, плотоядно ощерился, схватил Болдина за ворот, чтобы отбросить как щенка. Павел сбил липучую конечность, ударил правой — с задержкой в пару секунд. Кулак погрузился в живот, хулиган охнул, выпучил глаза. Такого они не ожидали, прервали смех. Оглобля шумно выдохнул — словно жахнул стакан первача, недоверчиво мотнул головой. Обиженно взревел… и получил звонкий удар в челюсть. Ноги заплелись, он начал падать. Павел с силой оттолкнул противника — искатель приключений замахал руками, потерял равновесие и покатился в канаву водостока — необычайно глубокую на этом участке дороги.

Возмутились товарищи. Ушан оставил в покое девушку, бросился с кулаками, энергично матерясь. Последовала серия затрещин, голова хулигана мотнулась из стороны в сторону, кулаки его замолотили пустоту, изрыгаемые вопли стали какими-то дребезжащими. Павел передохнул — устал чего-то. Ушан тяжело дышал, бешено вращал глазами. Но осталась еще силушка молодецкая — отступил, сжал кулаки. Не сделай он этого, Болдин оставил бы человека в покое — достаточно уже получил. Но пришлось продолжить. Оплеуха вышла звонкой, но старлей ударил вполсилы, не хотелось зверствовать перед девушкой (те всегда жалеют избитых хулиганов и попрекают спасителя в жестокости). Ушана развернуло, последующий удар уже выглядел затрещиной. Парень повалился в канаву к своему дружку, при этом замахал руками и завопил, как потерпевший.

— Сука, совсем страх потерял! Убью! — заголосил третий, с бутылкой «Жигулевского»». Он впал в исступление, стал брызгать слюной. Поначалу казался несерьезным противником, но вдруг перехватил бутылку за горло, нагнулся, ударил ей по вросшему в грунт придорожному камню. Разбилось стекло, в руке осталась «розочка» — любимое оружие блатной швали. Он прыгнул в стойку, зашипел как змея. Осколки стекла представляли опасность. Ставшая невольной зрительницей девушка ахнула.

В таких ситуациях лучше опережать противника. Павел бросился вперед, сделав обманное движение. Бандит растерялся, махнул «розочкой» снизу верх, надеясь вспороть Павлу живот. Но «розочка» прорезала пустоту. Хулиган завизжал, когда рубящий удар пришелся по запястью, разжал пальцы, бутылка выпала. Подломилось колено — это уже самбо — толчок бедром, безвольное тело взмыло вверх и покатилось под откос. В канаве становилось многолюдно.

Павел ногой отбросил разбитую бутылку, даже в состоянии покоя она представляла опасность, мельком глянул на девушку. Та не убегала — зачарованно следила за происходящим.

Из канавы лезли хулиганы — униженные, оскорбленные, но еще не побежденные.

— Оглобля, замочи его! — вопил неформальный главарь шайки.

Оглобля, матерясь как портовый грузчик, вылез на дорогу. На этот раз удар вышел настоящий. Кулак свернул челюсть, что-то хрустнуло. Рожа хулигана перекосилась, на губах показалась кровь. Мелькнула мысль: «А это действительно послужит им уроком? Или только обозлит?»

Оглобля загремел обратно в канаву, собирая по пути своих дружков, желающих поучаствовать в продолжении веселья. На этом все кончилось.

— Падла, мы еще встретимся… — прохрипел «старшой», выплевывая кровь. — Ты еще пожалеешь, мы тебя еще разрисуем…

Они уходили к пустырю — шатаясь, грозя в темноту кулаками.