— Ты серьезно?

— Вполне, — кивнул Малышев. — Не все, конечно. У польской рабочей партии глаза не зашорены, но и таких, которые боятся и ненавидят коммунистов, как черт ладана — тоже хватает. Поэтому, «База» рекомендует передвигаться скрытно, без особой надобности в контакт ни с кем не вступать.

— А что со станцией? — Петрова больше интересовало реальное дело для сапера, чем политическая ситуация в чужой стране. — Разрешение на диверсию получили?

— Ну, какая диверсия, Виктор? — ткнул его в бок локтем Гусев. — Сказано же: «Скрытно выдвинуться в условленное место!»

— Совершенно верно, — Малышев подтвердил слова старшего лейтенанта. — Увы, на этот раз шумнуть не получится. Будут еще какие-то вопросы? Задавайте. Только попрошу по существу.

Группа молчала. Понятное дело, у каждого нашлось бы что спросить, живые люди, но когда командир просит «по существу» — это значит: время для разговоров закончилось, решение принято и остается ждать приказа.

— Харчами б разжиться не помешало, командир… — ефрейтор Семеняк выразительно кивнул на тощие вещмешки. — Дня на два провизии осталось. Если сильно ремни затянуть — на три, но не больше. Операцию со складом на трое суток планировали. Почти налегке вышли… Что могли, мы с Кузьмичом у фрицев, конечно, реквизировали, но у них тоже с запасами не густо было. Последнее подъедали.

— Жаль, вознаграждение ветеринара у его дома сбросили… — вспомнил туго набитый консервами мешок Хохлов и вздохнул. — Очень кстати был бы. Тем более что я его честно заработал.

— Обязательно сегодня? — Малышев сказал раньше, чем сообразил, что Степаныч прав на все сто. Чем ближе к цели, тем скрытее придется себя вести. Какая уж тогда фуражировка. Так что, если искать провиант, то именно сегодня. Крайний срок — завтра…

— Есть предложение? — это Андрей тоже спросил по инерции. За все те годы, что они воевали рядом, неизменный ординарец Корнеева, ефрейтор Семеняк никогда не говорил просто так. И если задавал какой-то вопрос своим молодым, годящимся по возрасту в сыновья, командирам, то обязательно имел наготове и достойный ответ.

— Мне тут Коля карту свою оставил… — Степаныч потянулся к голенищу сапога, но поскольку в руках у Малышева был открытый планшет, то не стал вытаскивать. — Я посмотрел… Отсюда на север, километрах в шести обозначена деревушка. Даже хутор, скорее. Вряд ли там можно напороться на большой отряд немцев или здешних партизан. Им там попросту спать негде будет.

Капитан посмотрел на карту района. Сориентировался и кивнул.

— Согласен. Так вдалеке от коммуникаций немцам нет резона даже постоянный пост выставлять. На засаду вряд ли напоремся. Но и с едою там, скорее всего не густо…

— А нам что, много надо? — пожал плечами Семеняк. — Только б живот задурить. А уж пара-тройка кило картошки да коврига хлеба в таком медвежьем углу завсегда сыщется. Это ж не только нам туда переться не охота. Немецкие фуражиры, небось, тоже стороной объезжали. Они такую глухомань не сильно уважают. Прибытку ноль, а пулю схлопотать — запросто.

— Дело Степаныч говорит, — поддержал товарища старшина Телегин. — Дороги — за час управимся, еще до темноты. Повезет — там и заночуем. Не выгорит — не большой крюк. И потом — на дворе осень, командир. А мы не слепые и не безрукие. Пускай на кабанов или какую иную дикую живность нарекает буржуй… за потраву огорода. Если не захочет добровольно накормить освободителей.

— Уговорили, обжоры… — Малышев закрыл планшет. — Выдвигаемся.

* * *

То ли, карта местности грешила неточностью, то ли после двадцатикилометрового марш-броска, еще парочка дополнительных километров не показалась серьезной дистанцией, но разведчики, как и предполагал старшина Телегин, в самом деле вышли к безымянному хутору прежде, чем ночь окончательно сменила вечер. Плюс помогло то, что пройдя немного краем леса, им повезло обнаружить вполне приличную грунтовую дорогу, ведущую от железнодорожной станции как раз в нужном направлении. Судя по состоянию покрытия, грейдером почти не пользовались, что еще раз подтвердило шансы разведчиков не встретиться на хуторе с немцами. Ну а шагать пусть даже по обочине намного быстрее и приятнее, чем продираться сквозь кусты и буреломы.

Хуторок оказался в самом деле так себе. Три крепких дома, на высоких каменных фундаментах, пара дощатых сараев, крепкий, бревенчатый амбар и большой, голов на десять, хлев. Поставить более упорядоченно, обнести общим забором и как раз потянет на усадьбу дореволюционного сибирского хозяина средней руки. Тихо, людей во дворе не видно… Только в одном окне тусклый свет мерцает, как от свечи.

— Братцы, это м-мне кажется, или действительно х-хлебом пахнет? — прошептал Хохлов, с такой жадностью втягивая воздух, что даже очки не могли удержаться на месте, а ползали вверх и вниз по мясистому носу военврача.

— Нет, не кажется… — на лице Ивана Гусева появилась мечтательная улыбка. — Как дома…

Аромат свежей выпечки действительно витал над хутором. Причем, запах стоял такой густой, словно группа не к обычному жилью вышла, а как минимум к районному хлебозаводу.

— Ну, что, командир? — Пивоваренко шутейно похлопал себя по животу. — Похоже, мы вовремя наведались. Пойдем на постой проситься?

— Всем отойти в лес, укрыться и не обнаруживать себя! — в разрез с общим благодушием, неожиданно приказал капитан Малышев. — Старшина Телегин, ефрейтор Семеняк! Ко мне…

Разведчики если и удивились, то ничем этого не показали. Командиру виднее.

Когда группа скрылась в подлеске, Малышев отложил бинокль и повернулся к оставшимся бойцам.

— Ну, что, отцы?.. Ничто не настораживает?

Телегин с Семеняком переглянулись.

— Вообще-то, да, слишком тихо здесь… — неуверенно начал Кузьмич. — И псов нет. Но опасности я не ощущаю. А что не так, командир?

— Запах…

Семеняк принюхался и пожал плечами.

— Хлеб… Свежий. Только что из печи… Ну, так его все учуяли.

— Нет, Степаныч, не так… — поправил его капитан. — Очень много хлеба! Весь день пекли. А зачем? Вернее — для кого? Вряд ли на хуторе даже десяток жителей, считая вместе с детворой, наберется.

— Партизанская пекарня? — первым сообразил Кузьмич. — Гм, похоже… И, судя по тому, что печи погасли, заказ уже выполнен.

— Вот именно… — Малышев хотел еще что-то прибавить, но замолк и поднял палец, привлекая внимание остальных.

В ночной тишине вполне отчетливо послышалось характерное поскрипывание колес и неторопливый, мерный перестук копыт.

— А вот и экспедитор пожаловал…

Разведчики затаились.

Прошла минута, вторая, и на подворье въехала обычная крестьянская телега, запряженная парой неказистых лошадок. Поэтому, видимо, их и не реквизировали до сих пор. Лошади привычно добрели до крайнего дома, в окошке которого теплился свет, и сами остановились. Возница легко спрыгнул на землю и звонким, девичьим голоском громко позвал: