делают мужчин менее ехидными, так что остаток вечера проходит более или менее спокойно. Я координирую слуг, распоряжаюсь об уборке в спальнях гостей, провожу время на кухне за приготовлением пудинга. Это глупости, что мужчины не любят сладкое! Пусть попробуют сначала — и я на них посмотрю.

Несколько раз удаётся забежать к доченьке. Она куксится, но всё равно хорошо держится. В одну из таких пятиминуток мне в ноги бросается Гилмор.

В свете дребезжащего пламени нескольких свечей она кажется сильно старше и измотаннее, чем днём. Хотя ей всего-то тридцать восемь лет.

По морщинистому лицу текут слёзы.

— Прости меня! Я её не хотела упускать! Боги, я совсем не ожидала, что она сбежит. Такая маленькая, а как резво!

Сердце сжимается. Нет, это я виновата. Это я мать, я не углядела.

Гилмор хоть и любит почесать языком не в лучшем ключе, сейчас искренне переживает, и это окончательно располагает меня к ней. У всех есть свои минусы, но если человек намеренно не делает никакого зла, если он близкий — нужно больше обращать внимание на хорошее. А оно есть! О Пелагеше служанка заботилась едва ли не с первого дня. Принесла ей даже маленькую деревянную лошадку, найденную на чердаке. Наверное, ей бы самой очень хотелось дитя. Но не получилось.

Жизнь у неё была тяжёлая.

В этом мире простые люди стареют рано, у Гилмор всё случилось ещё быстрее.

Она постоянно кашляет. Первое время я её не подпускала к дочери, чтобы не заразила. Но потом поняла — это хроническое.

С медициной здесь всё не слишком хорошо. Магия простым людям недоступна. Я решила, что буду помогать этой женщине по мере сил. Научу её заботиться о себе. Голову мыть и пить тёплые целебные отвары трав — для начала.

— Я вовсе не злюсь! — опускаюсь рядом с ней на колени и обнимаю за плечи. — Спасибо, что помогаешь мне.

От эмоций она только и может, что хлюпать носом.

— А как не помогать? — единственное, что удаётся различить из потока смятых слов. — У меня больше никого нет…

Я и сама начинаю плакать. Но быстро успокаиваюсь. Поручаю Гилмор укладывать спать Пелагешу и возвращаюсь на кухню.

Спустя полчаса подвыпившие мужчины хвалят меня наперебой за пудинг. И даже Дик признаёт, что был не прав.

— Ну, конечно, всё правильно, — он хватает меня за руку, заставив вздрогнуть, — не зря он тебя сделал экономкой. Если бы мои наложницы так готовили, я бы всех на кухню отправил! Всех! Умница!

И отпускает. Я улыбаюсь ему, благодарю и срываюсь в тихий уголок, чтобы перевести дух. Грудь изнутри щекочет нервный смех. Сначала мужчина меня испугал, потом удивил! Приятно удивил…

Только главная троица за столом не разомлела от вина.

Леди Элизабет давно полагалось бы уйти, но она едва не виснет на руке мастера Вардена, что-то увлечённо ему рассказывая. Император же выглядит куда строже и собраннее, чем несколько часов назад.

Никто из них так и не притронулся к моему пудингу.

Мне нужно работать. Не травить себе душу лишний раз. Так что я решаю подумать обо всём этом завтра.

Так проходит ещё часа полтора. Даже самые стойкие начинают клевать носом. Я принимаюсь убирать со стола. Незаметная, удобная, услужливая тень, когда это необходимо. Лучезарная красавица-попаданка, когда это требуется.

После того как вся посуда почти убрана, я отдаю слугам последние распоряжения и собираюсь идти спать. Завтра дел будет много, нужно улучить хотя бы три-четыре часа отдыха.

Правда, в коридоре меня останавливает один из симпатичных генералов. Водный дракон во второй своей ипостаси. Высокий, подкаченный в меру мужчина с длинными белыми волосами и раскосыми синими, как морская вода, глазами. Кажется, его зовут Ерад.

— Вы уже уходите, Вар…вар…ра? — спрашивает он.

После сегодняшнего случая с Диком, мне хочется шарахнуться в сторону, но я держу себя в руках. Вера в то, что мнение моего господина учитывается, придаёт мне сил.

Но если что я всё-таки посмею ударить его, убежать или сделать что-нибудь ещё. Сегодня был слишком долгий день, чтобы держать лицо. А после громкой драки Алана и Дика это вообще смешно. Об этом уже знают все, и едва ли я сделаю хуже для репутации мастера Вардена, если позову на помощь.

— «Уже»? — выгибаю бровь. — Достаточно поздно, вы не находите?

Он мягко и тепло улыбается.

Впечатление производит приятное.

Но сердце равнодушно к улыбкам и взглядам чужих мужчин.

— Намёк понят, — кивает. — Я завтра уезжаю, видите ли… С утра. Не могу остаться здесь дольше. Хотя и очень хотел бы. Вы произвели на меня неизгладимое впечатление.

— Неужели? — отзываюсь с опаской.

Но то, о чём он говорит дальше, заставляет меня расслабиться. Мы доходим до конца коридора, останавливаемся у окна и болтаем несколько минут.

По душе словно тёплое молоко разливается.

— Моя мать была попаданкой. Она уже умерла. На самом деле я был ребёнком, когда это случилось. Она часто рассказывала мне о своём мире перед сном. Я знаю, что здесь не положено это обсуждать. Но мне так любопытно… В её мире были высокие здания до самого неба из стекла и металла. И огромные города. Помню такую странную вещь… О том, что женщины ходили в брюках, представляете? — он качает головой, будто бы до сих пор сам в это не верит. — Вар…вара, скажите, ваш мир не похож на этот? Мне просто… — он краснеет. — Хотелось бы знать. Хоть что-нибудь ещё.

Ох, чувствую, ещё немного — и я разрыдаюсь снова.

Молодой мужчина, генерал-дракон, смотрит на меня с замиранием сердца как на человека, который напоминает ему маму, который может на мгновение вернуть его в те дни, когда она была жива и рассказывала ему интересные истории о другом далёком, далёком мире…

Конечно же, я не могу пройти мимо, мне и самой очень хочется поделиться кусочком своего мира. Очень трудно два с половиной десятка лет держать под замком, будто бы их никогда и не было.

Я отвечаю на вопросы Ерада. Он ловит каждое слово и едва ли не плачет.

Мне так много хотелось бы ему рассказать!

Но этому не суждено случиться, потому что в какой-то момент между нами оказывается мастер Варден. Он отталкивает молодого генерала, даже не удосужившись дождаться ответа.

От его злости тяжелеет воздух.

— Мы просто говорили, — отвечаю я. Глядя ему в глаза. Мне вдруг становится нестрашно. Я ничего плохого не сделала.

— Это входит в твои обязанности экономки, да? — рычит он.

Бедный Ерад, который даже на пол повалился, поднимается с трудом, отряхивается и