– Смотри, я так обнимал жену. Когда я возвращался домой после ночной смены на скорой, Акико уже давно спала. Она сердилась из-за моих переработок, расстраивалась, иногда мы ссорились по утрам, она даже кричала, что выходила замуж не для того, чтобы сидеть дома одной. Когда она сильно злилась, могла нарочно спалить завтрак! – рассмеялся Такэси. – Может, хотела поругаться еще сильнее, но я помалкивал.

– Спалить?

– Да, именно спалить! Рыба всегда была черная с одной стороны, а тосты вообще обугливались. Вот только смотри, что странно: когда я прижимал ее спящую к себе, обнимал только потому, что мне самому этого хотелось, она наутро просыпалась в хорошем настроении, была веселее, чем обычно, и мы не ссорились.

– А тосты как?

– И тосты были не настолько горелые!

Когда они приехали в Токио, было уже утро.

Такэси и Юи согласились, что глубже всего заседают в памяти именно такие смешные чудачества тех, кого больше нет с нами.

– Наверно, дело в том, что поначалу их сложно принять. Потому и забыть сложно, – размышлял Такэси. – То же самое, когда сердишься на человека и в то же время пытаешься вспомнить о нем что-то хорошее для равновесия. Или твердишь про себя как заклинание: «Я люблю этого человека за то, что…»

22

Месть Акико за то, что Такэси возвращался домой поздно

Спалить тосты на завтрак, спрятать ключи от дома, одеться особенно привлекательно и перед выходом не поцеловать его.

Способы Акико помириться с Такэси

Постоянно натыкаться на него дома, делать вид, что спит, чтобы он ее обнял, спалить тосты и сказать с улыбкой: «Извини, я их немного передержала».

23

Юи никогда не заходила в телефонную будку в «Белл-Гардиа», но постоянно представляла себе этот момент. Представляла во всех подробностях, так что уверенно могла бы описать себя с трубкой, прижатой к уху, если бы ее спросили, как там. На деле Юи только бродила по саду, пока Такэси (он-то в будку заходил каждый раз) рассказывал жене обо всем, что произошло за месяц, и о том, что вот-вот должно было произойти.

Они приезжали около одиннадцати утра, парковались у входа в «Белл-Гардиа», на подъеме к саду здоровались с Судзуки-саном, который всегда выходил им навстречу. Такэси всегда торопился к будке, поговорить с женой, как будто долгая дорога заканчивалась для него только в тот момент, когда он поднимал трубку. Видимо, эту его спешку заметил Судзуки-сан, после первых приездов он перестал звать их к себе на чай сразу, говорил: «Увидимся позднее, я еще вернусь». И возвращался.

Такэси стремительно шел к будке, заходил внутрь, закрывал дверь. Юи по привычке ждала его на скамейке, смотрела, как он снимает трубку, наклоняется, опускает палец в маленькие отверстия телефонного диска, набирает одному ему известный номер.

Она выучила наизусть содержимое каждой рамки из деревянных реек, заключавшей частицу его тела. Прямая осанка, прямые ноги, острые колени; летом, когда он был одет в футболку с коротким рукавом, родинки на руках. В прямоугольниках повыше седеющие, но густые волосы, радостное лицо. Из всех рамок больше всего ей нравилась центральная чуть ниже середины: в ней она видела свободную руку Такэси, ту, что не была занята трубкой и ритмично постукивала по полке, на которой стоял телефон. «Интересно, какая музыка звучит у него в голове в этот момент?» – думала она с любопытством.

Со временем она поняла, что испытывает нежность к этой фигуре в будке. Но каждый раз сдерживала себя, и дальше этого ощущения не заходило.

Когда Такэси заканчивал разговор, они шли в дом и, если у Судзуки-сана не было срочных дел, пили вместе чай с мятой или ходзитя, ели сладости в форме банана, которые всегда захватывали из Токио. Они расспрашивали Судзуки-сана о работе библиотеки, письмах, поступавших по электронной почте, новых публикациях, рассказывавших о магии этого места.

– Профессор из Гарварда теперь рассказывает о Телефоне ветра в своем курсе по клинической психологии.

– Правда?

– Да, и, кажется, приедет следующим летом. Собирается писать длинную статью для американского журнала.

– Поздравляю, Судзуки-сан! Какая честь!

– Действительно, честь! Поздравляю!

В разгар беседы Юи в какой-то момент замолкала и, поклонившись, выходила из комнаты. Она выкраивала это время, чтобы побродить по саду «Белл-Гардиа» в одиночестве, и каждый раз, хотя никто ничего не говорил, все надеялись, что сегодня тот самый, подходящий день. Но Юи только бродила среди цветов и других растений. Она позволяла ветру и гладить себя, и тянуть в разные стороны, как щенок тянет поводок, радуясь всему в этом мире.

Юи по-прежнему не осмеливалась войти в будку и поговорить с матерью и дочерью. Стоило приблизиться к порогу – и силы оставляли ее. Она выжила, вопреки своей воле выжила, даже без них.

По дороге на работу в поезде и во время пересадок с одной линии на другую она придумывала темы для разговора, вопросы, которые хотела бы задать дочери; она выходила с радиостанции и воображала, как расскажет матери об эфире, об эксперте, который постоянно повторял «итак», о слушателе, который явно звонил, сидя на унитазе. И другие забавные истории, например как новый коллега пригласил ее на свидание, а она отказала: «Он симпатичный, мам, привлекательный, но чего-то ему не хватает, даже не знаю, как сказать, какой-то сложности, что ли. Долго он меня не вынесет».

Юи снова и снова вспоминала последний раз, когда видела мать, то утро, когда она второпях завезла к ней дочку. У девочки поднялась температура, идти в детский сад было нельзя, а Юи надо было срочно ехать на другой конец города продлевать права. Она знала, во что была одета дочка, потому что сама ее собирала, но никак не могла вспомнить, что было на матери. Во что она была одета в то утро?

Если бы в те недели, которые она провела в эвакуации в спортзале начальной школы, у нее появилась возможность позвонить по Телефону ветра, она бы спросила: «Во что ты была одета, мама? Юбка или брюки? Какого цвета? С рисунком? Мне надо знать, надо сказать полиции, чтобы они узнали тебя сразу, как найдут. Время терять нельзя, документы у тебя в сумочке, а сумочка – кто знает, куда ее унесло».

Когда они проезжали Оцути и приближались к «Белл-Гардиа», Такэси каждый раз спрашивал ее: «Давай сегодня ты первая?» – но Юи в ответ только улыбалась и опускала взгляд. Она задумчиво бродила по саду в окружении ветра.

Спустя год Юи начала спрашивать саму себя, войдет ли она туда когда-нибудь. Сможет ли снять трубку и поговорить с ветром.

24

Во что были одеты мать и дочь Юи утром 11 марта 2011 года

Мать Юи: бежевая куртка с поясом на талии, черные брюки, белая рубашка, поверх рубашки тонкий пуловер